Художник Любовь Малышева

 

2.ПОСЁЛОК  (Продолжение «Прошлое - настоящее – прошлое»).  

   Хмурое, пропитанное и пахнущее сыростью осеннее утро. Рассвет ещё полностью не высветился,  мелькают только редкие  солнечные  лучи, которые, попадая в подлесок возле дома, постепенно наполняют его светом, полная белёсая луна,  утончаясь, сливается с серым  небом,  

   Иван Андреевич: старший внук деда Митьки, бывший военный, пенсионер, открыв запотевшее балконное окно, сидит на стуле с высокой спинкой, пьёт крепко заваренный  кофе, часто курит  и вспоминает  свою жизнь от десятилетнего пацана  Ивана до Ивана Андреевича.

 

   На балконе ему душно, скопившийся дым  разъедает глаза. Он перестаёт вспоминать и выходит на улицу.Ночью сорвался крупный дождь, а затем, раздробившись,  прошёл мелкий, словно через сито пропущенный дождик, сбив лёгкий морозец и оставив зябкую  прохладу. Окружающее погружено в туман, клубами расползающийся по земле с небольшими лужицами, спрятанными под ажурным, хрупким ледком.

   Слякотный  воздух забивает лёгкие водяной пылью, дышать тяжело, и Иван Андреевич снова возвращается на балкон. 

   Основным вопросом для него  в нынешнее время оказался вопрос, который он никогда себе не задавал, а сейчас выпростался во весь  рост от  гнёта недавно случившихся обстоятельств: почему из такого корня, как дед Митька выросли хаотичные судьбы его родни:  отца Андрея Дмитриевича, его самого и  сыновей своих Вадима и Игоря.

   Поймёт ли он? А если и поймёт, то хватит ли у него сил, чтобы  успеть исправить не, сколько собственную жизнь, сколько нескладную жизнь сыновей, зарывшихся в своих бедах,  или  на нём, Вадиме и Игоре  оборвётся дедовский   род?

   Посёлок, в котором родился Иван Андреевич через год  после окончания Великой Отечественной войны, был не на много больше  села Хорошее. С узкими  улицами, улочками и переулочками, да закоулочками, по сторонам которых росли  высокие, коренастые  тополя с заострёнными верхушками. Если смотреть на них в яркий, солнечный день, то может показаться, что они подпирают чистое, светлое небо.

   Весной посёлок наполнялся сильным запахом сирени, густо разросшейся за невысокими деревянными заборами  в палисадниках возле  домов. Посельчане любили сирень и за её запах, и считали её оберегом, поскольку она одна нетронутой пережила военную пору. Это обстоятельство так подействовало на жителей, что каждый посельчанин стал носить в нагрудном кармане роскошную веточку сирени с цветком в пять лепестков.

   Летом на посёлок  накатывались жара и дым, который приносил  ветер с горящей степи с множеством обросших бурьяном  курганов, которые подтачивало время, и они оседали, старели, как стареет человек в облике своём. Чтобы избавиться от едкого, удушливого  дыма,  жители посёлка уходили в степь и, нарвав охапки полыни, ставили её в глиняные горшки на подоконниках, запах которой перебивал запах гари и наполнял воздух в комнатах  лёгким горьковатым вкусом.

   Осенью на посёлок обрушивались затяжные  листопады,  мочили частые  крупные дожди,  но это не расстраивало посельчан. Утром бабы распоряжались по хозяйству, как обычно, забегали то в одну дворовую постройку, то в другую, выскакивая из них с ведром молока, или с яйцами в миске. Хозяйство стояло на первом месте, потому что не велик был мужицкий заработок. Мужья, как могли, так и помогали, но когда подсекало время на работу, они перехватывали на ходу нехитрый завтрак, вытаскивали из сараев велосипеды и, привязав на багажниках тормозки: авоськи  с бутылкой молока, парой варёных яиц и куском хлеба,  уезжали по не вымоченным тропинкам в железнодорожных посадках  в депо.

   Зима погружала дома в сугробы, закрывавшие иногда даже  крыши, и только торчавшие трубы и вьющийся из них дым   разрушал впечатление о заснеженной степи. Дороги заметались напрочь.  От этой напасти спасали лопаты и грабарки. Посельчане пробивали ими тоннели от домов, а, выйдя на свободное пространство,  становились на лыжи, которые делали из железнодорожных щитов, приговаривая, зачем покупать, если можно сделать самим.

   Некоторые читатели скажут, а зачем Иван Андреевич вспоминает, какими были посельчане во временах года? Дело в том, что  Иван Андреевич -  поклонник природы и всегда ищет сходство явлений природы с характером людей, но, кажется,  он слышит наш разговор и отвлекается от своих воспоминаний, а поэтому нам лучше помолчать.

   Располагался посёлок в десяти километрах от села Хорошее  у подножья высоких  и крутых меловых бугров с глубокими, тенистыми балками, где посельчане в тёплую весну и солнечное лето под губную гармошку, кременчугскую двухрядку и баян отмечали праздники. И государственные, и семейные: толоки, свадьбы, дни рождения...

   Балки оживали разливавшимися  по всей степной дали задорными, заковыристыми частушками с хлёстким свистом и залихватскими песнями под самогонный хмелёк, неудержимыми с топами и притопами весёлыми, бодрыми  танцами барыня, цыганочка, полька, казачок, которые осветляли души,  выбивая из них вгрызшиеся за пять лет  темень, горечи, тревоги, страхи, слезы от прокатившейся войны.

   С остальных трёх сторон посёлок обкатывала чёрная  речка Вонючка, в которую сливали  воду из отдалённых от посёлка шахт после промывки угля.

   Мужики отмахивали свою силу в разбомблённом  депо, обустраивая его токарными и фрезерными станками, восстанавливали разрушенную станцию, ремонтировали разбитые железнодорожные пути, мосты, водонапорную башню, словом, всё то, на что набрасывалась война, оставляя после себя пепел, обгоревшие груды железа и камней. Бабы дома не отсиживались и мужикам не уступали,  а  тяпками и единственным трактором «Сталинец – 80» поднимали колхоз, кровавя руки и наращивая мозоли на ладонях,  а повзрослевшие мальчишки -  лошадьми и полольниками.

   Самым заметным зданием среди других: больницы, дома быта, продовольственных и промтоварных магазинов было  здание с толстенными, словно бункерными  стенами, новой крышей из шифера, большими светлыми окнами, дверьми, сшитыми из толстых, дубовых  досок.

   Построили его мужики через год или два после Победы в середине  парка в окружении акаций, раскидистых кустов сирени и лёгких, узорчатых беседок. Парк огородили  деревянным штакетником с заострёнными верхушками, сделали из сварных железных прутьев  калитку: типа домашней, от которой, петляя, отбегала крепко утоптанная  дорожка, утыкаясь  прямо в каменные, массивные   порожки здания, называемое  посельчанами  «Бусугарня».

   Откуда пришло это слово - бог его знает. Много на Руси слов не русских, впрочем, не только слов, но оно так прикипело к душам  мужиков, что они сняли  первоначальную вывеску «Чайная», заметив, что не мужицкое дело после войны кусать сахарок, баловаться сладким чаем на блюдце и навесили «Бусугарня».

   Бабы  попытались было воспротивиться: слово – то какое, как колдовское, беды чтобы не накликало,  но мужики отстояли. Им ли, вытащившим страну из  под пяты немецкой, бояться бабьей дури о колдовстве,  новая жизнь требует и нового слова. А если ещё отбросить букву «я», то получится  «Бусугар». Они гордились этим словом  и презрительно говорили, что бусугар это не хуторянин, не сельчанин, не посельчанин и не горожанин.

   Попытались также и посёлок обновить новым названием, переименовав его в «Бусугар», но поселковое  начальство ничего  достойного и примечательного  в посёлке не нашло. Мужицкий и бабий дух. Из-за него и переименовывать, а поэтому и решило не менять советскую географию,  делом заняться, а не в словах болтаться: построить возле оврагов, которые располагались за Ярами, так называли одну часть посёлка; другую – Центром,  кирпичный завод, чтобы из глины делать кирпичи, но завод выше фундамента не пошёл. То ли глина оказалась не та, то ли её совсем там не было.

   Перенесёмся и мы, дорогой читатель, вместе с Иваном Андреевичем в то время, когда Иван Андреевич был ещё не повзрослевшим пацаном Иваном и зайдём в бусугарню, чтобы посмотреть,  а что же она собой представляет?..