На информационном ресурсе применяются рекомендательные технологии (информационные технологии предоставления информации на основе сбора, систематизации и анализа сведений, относящихся к предпочтениям пользователей сети "Интернет", находящихся на территории Российской Федерации)

Кому за пятьдесят

12 642 подписчика

Свежие комментарии

  • Наталия Перуница
    Вот еще тема для обсуждения -  зачастую нас такими дуболомами представляют! Типа деградация в чистом виде. Только дег...Психологический т...
  • Наталия Комлева
    А что ж это она, бедная, так позеленела и перевернулась?Психологический т...
  • Галина Чужая
    А чего тут искать-то? На первой секунде видно её - у ноги старика.Психологический т...

ЧЕЛОВЕК НА ВЫСОКОМ БУГРЕ... Валерий Рыженко

ЧЕЛОВЕК НА ВЫСОКОМ БУГРЕ

1.   

   Независимо от времён года: весна, зима, осень, лето, а также будь то жаркий или леденящий день  Виктора иногда охватывало дикое желание вырваться из «каменного мешка». Так называл он  выхолощенный от частных домов с садами и погруженный в бетонные многоэтажки подмосковный городок Букино,  в котором он  жил, и, накрутив тысячу вёрст на колёса «Опеля»,  оказаться в посёлке Бор, где  родился.

   Некоторые срывы он забыл, иные помнил, но более всего осталась в памяти поездка, во время которой он встретился с  Иваном Максимовичем, который и рассказал ему о своём лагерном открытии.

   Сорвался он в ту поездку в середине дня под холодный ветер и секущий снег. Темень настигла его на половине пути, но тревоги он не ощущал, а она вскоре пришла. Дорогу Виктор знал хорошо и сколько раз не мотался, ничего не случалось. В этот раз он залетел в небольшой кювет, но выскочил. После Виктор почувствовал, что машина стала «задыхаться», мотор заглох. Пробежав немного по инерции, стопорнулась. Полетел бензонасос. Финиш и где?

   В летнее время, в тёплый день, куда бы ни шло. По сторонам дороги стройные тополя с «заточенными» верхушками. Степь бескрайняя с «позолоченными» хлебами. Небольшие озерца, речушки, запрятанные в высокорослом камыше. Искупаться можно, поваляться на травке, а потом и машиной заняться.

- Вот зараза, - зло сказал Виктор, выплясывая на холоде. – Дубаря могу закатить.

   Выручил его водитель грузовика, дотащивший машину по колдобистой степной дороге до близлежащего посёлка Покрова.

- Вы местный, - спросил он водителя, расплачиваясь

- Да, - ответил тот, пересчитывая заскорузлыми пальцами деньги.

- Переночевать у кого-нибудь можно?

- А почему и нет. Машину оставьте здесь. Не уволокут. Идите прямо по улице. В конце дом. Хозяина мы зовём, - он поскрёб затылок, мужицкая привычка, когда он задумывается, - посёлок наш разделился. Одни зовут его  Тёмный человек. Другие Светлый человек. В общем, - шофёр растеряно посмотрел на Виктора, -  хрен его знает, что он за человек. Пустит.

- А почему  Вы его так называете? – поинтересовался Виктор. – Шарлатан какой – нибудь.

- Во. И сразу шарлатан, - шофёр матернулся, не понравились слова Виктора. – Он по хозяйству вкалывает, как и мы. В магазин  ходит. По движениям нормальный, а по разговору какой-то непонятный. То, как бы и прав, а то и наоборот.  Сами поймёте. Сходите и увидите, - бросил водитель. – А я завтра приду. Бензонасос починю.

   Хозяином кирпичного дома с тесным, низким  коридором, по которому мог пройти только один человек, небольшой малопосудной кухней и двумя аскетическими комнатами с тремя табуретками, коричневым, низкорослым шкафом и одноместным диваном оказался длиннобородый,  не осевший фигурой старик с весёлыми живыми глазами, морщинистой улыбкой  и блестящей лысиной, сверкающей, как отполированный паркетный пол.

- Заходи, милок, - пророкотал  он, открыв дверь после  стука Виктора. – Вижу, что ты не здешний. Пришёл переночевать у меня.- Он внимательно осмотрел Виктора с ног до головы тяжёлым взглядом, как бы пытаясь поднять его и на прикидку взвесить . -  Тебе уже сказали, что зовут меня то Светлый Человек, то Тёмный Человек. Это по-ихнему. А по  роду Иван Максимович. Как величать меня будешь, - усмехнулся он, гулко откашлявшись.

   Старик не производил впечатления человека с запущенным здоровьем. Всё в нём было ладно и крепко сшито.

- Иван Максимович. Это как-то привычно, - ответил Виктор.

- Э, дружок, - протянул старик, - то, что привычно, не всегда правильно. Может, ты сейчас и завернёшь от меня. Я человек говорливый. Не выспишься ты у меня.  Другой дом поищешь?

- Ну, уж нет, - сказал Виктор. – Куда пришёл – там и остался.

- Э, милок, - опять протянул старик, - иногда и не хочешь где-то  оставаться, а тебя оставляют.

   В доме Виктора поразила внутренняя обстановка. В комнате, которую Иван Максимович называл «зала», все стены чуть ли не сплошняком  были увешаны  рисунками солнца, звёзд. Не комната, а звёздный небосвод. В углу стоял  дровяная печь, возле которой на железном листе лежала горка чурок.

- Не люблю газ, - сказал старик, уловив взгляд Виктора, нацеленный  на печку. – В городе надышался. Тут всё естественно. От дровишек запах душистый и огонь чистый. Сядешь возле печки и дыши, лёгкие чисти. Чайку или самогончику? – продолжил он, когда они уселись на деревянных табуретах за круглый стол, покрытый цветастой  скатертью.  – Заварка и самогона на степных травках настоянные.

- Что под руку попадётся.

- Э, парень, - и снова с протяжкой. - Под руку иногда попадается то, чего и сам не хочешь и другим не желаешь.

   Старик закипятил воду, плеснул заварки и, разлив его по гранёным стаканам, выставил  беленькие блюдца и сахарницу. Они  выпили. Старик молчал. Наконец Виктор не выдержал.

- Так будете говорить или в молчанку играть. Вы же обещали заговорить меня.

 А ты послушать меня хочешь, - засмеялся Иван Максимович. – Коли так, я со стороны не привык заходить, а сразу в лоб. Скажи парень, какой ты веры? В Бога – Отца, Бога – Сына, Святой Дух веруешь? Или огибаешь их и материализмом балуешься? 

   «Вишь, какой, - подумал Виктор. -  Домотканый богослов и философ. Видать и сам запутанный и других путает. Оттого и называют его, то Светлый Человек, то Тёмный. Послушаем, что за слово у этого суеслова».

- Неопределённый  я, Иван Максимович, - без гонора ответил Виктор. -  И то подходит, и от другого не отказываюсь. В зависимости от обстоятельств. Как ситуация душу прижмёт.

- Понятно. Я тоже таким был. Когда хорошо – про крест забываем, а когда плохо – на крест налегаем. После войны я пятнадцать лет  в лагере просидел. Донос написали на меня. Чуть не спёкся, если бы мне мой Бог не помог. И хорошо, что написали, - широко улыбнулся он, разогнав морщины,  -  а то и не познал бы истину.

- Круто завернули, - насмешливо сказал  Виктор. – И какую же истину?

- Простую, - отбрил старик, не обратив внимания на насмешку.

   Он подёргал себя за бороду, поскрёб лысину и, подмигнув, прищёлкнув пальцами, весело уставился на Виктора.

- Пошло это с лагеря. Тебе, видимо, хотелось послушать бы о лагерной жизни. А ты знаешь, -  старик, словно вцепился в Виктора взглядом, -   я не сторонник тех, кто гудит о послевоенных лагерях. Ко мне приезжал год назад журналист, - добродушно бросил Иван Максимович. -  Просил, чтоб я рассказал ему о жизни своей в лагере. «А зачем», - спросил я. «Народ правду должен знать», - в ответ он мне. Я его легонько коленкой под зад и выпроводил. А он: ты враг народа, правду не хочешь говорить народу. Разъехался на народе.- Старик забарабанил суховатыми пальцами по столу. - Правда  не пострадает, если её не выскажут человеку, а иной человек от высказанной правды пострадать может. Живи по принципу: не навреди. - Иван Максимович  словами не петлял, сору в речь не набрасывал. - Говорили и не прекращают говорить о сталинских лагерях. О доносах. Плохое легче находить, чем доброе. Для добра мудрость ума нужна, а для зла язык подвешенный. А доносы кто писал? - он прищурился, взгляд стал, словно бритва, - не Сталин писал, а писали миллионы просторядных, подножных. Они и не догадывались, что новую общность создают. Вот где лагеря были. В их душах.

   Старик замолчал. Встав, налил чаю себе и Виктору, а потом, подперев правым кулаком щёку,  дразнящим взглядом уставился на Виктора.

- Почему Вы так смотрите на меня?

- Так ты же это - засмеялся Иван Максимович, -  должен по принятым у нас правилам, дискуссионному уставу спорить, доказывать, ругаться, как другие, глотку драть, в споре рождается истина, а ты молчишь. Почему?

- Рано ещё, - ответил Виктор. – Заговорю, когда  полностью наберусь Ваших мыслей.

- Ну, ну. Набирайся.

   Старик выглядел бы чертовски добродушным человеком, если бы не его взгляд, постоянно менявший выражение.

   За окном всё более и более оседала плотная темень. В окна бился хлёсткий, снеговой  ветер. Хлопотала незакрытая форточка, но разговор и крепкий чай отвлекали от непогоды.

- В лагере у меня  времени подумать было много, - продолжал старик, - Знаешь, как я сначала молился» Отче наш...». Денно и ночь, чтобы вытерпеть голод, холод, побои. Когда ко мне приходят посельчане, что они в первую очередь просят? – Иван Максимович пришпилил нежданного гостя  взглядом.

- Да откуда я знаю, - вспылил Виктор, - я же с ними не приходил.

- Догадаться должен был, дурья голова. Они в первую очередь говорят: Максимыч, ты нам побольше и поподробней  о страдании своём расскажи, – старик  пощипал бороду. – И откуда это у них? Хлеба и водку не давай, а о страдании расскажи. Иной раз не выдержу, маленько раскроюсь, так после их плача и пол не нужно мыть.

   От налетевшего сильного ветра сорвалась форточка. В комнату хлынул холодный ветер, но Иван Максимович, скомкав фуфайку, засунул в дыру, передумав, вытащил фуфайку и бросил на табурет, а затем, подойдя к печке, подбросил пару чурок. 

- От печки жарко, - сказал он, - от ветра холодно. А так пусть будет среднее, - сказал он, как бы намекая на что-то непонятное Виктору. - Один раз бросили меня в карьере, думали, что я подох. Мёртвые сами себя хоронили.  А я встал, солнце на меня тепло накатило,  накрыло, отогрело и оживило. – Он провёл взглядом по рисункам на стене и улыбнулся. - Я не верю в существование  Бога – Отца, Бога-Сына и Святой Дух, но это не говорит о том, что я не имею веру. Истинный Бог, скажем так, материализован в источники света. В звёздах. В их свет, который является ничем иным, как излучением. – Он сделал паузу, будто давая осмыслить сказанное. -  Древние египтяне были проницательнее, чем христиане в этом вопросе. В качестве Бога они считали Солнце, назвав его Богом Ра. И для меня это именно так, но не только излучение Солнца, а также излучение звёзд, которое достигает нашу планету. Понимаешь? Силы света. Только не нужно им приписывать то, что приписывают несуществующим богам.

- Но то, что Вы говорите, это не религия, - ухватился Виктор. - Это скорее физика, философия.

- Да дело не в том, как мы назовём это.- Старик даже крякнул от досады. – Плоско мыслишь, парень. Другое тут. Правду я говорю или не правду, а не спорить, что это? Физика, философия.

- Но это нужно доказывать, - загорячился Виктор.

- Эх. Не выдержал. Завертелась ветряная мельница. Ну, никак не могут обойтись без доказательств. А что тут доказывать.  Кто создаёт жизнь на земле, тот и Бог. Свет, излучение от Солнца и звёзд. Что не так? Я не отбрасываю веру. Вера помогает, вера излечивает, но не Всевышний. Его просто нет. Человек склонен больше верить в то, что невидимое для него, а то, что видимо и рядышком он в расчёт почти не берёт.

- Вы хотите,  извините,   протолкнуть Вашу веру. Так это будет война душ.

- Я хочу, чтобы человека воспитывали в правильных знаниях и заповедях Нагорной проповеди, и чтобы у каждого человека  было свободное, личное пространство, хозяином которого является только он, и никто другой. А то ходим толпами. В Христианстве нет личного свободного пространства, всё завязано на Боге. Вот мне и думается, что Христианство нужно подчистить, а не разрушать. Оно многие души в порядке держит.

   Старик, не дожидаясь ответа, встал и пошёл в маленькую комнату. Вернувшись, он показал Виктору  почерневшую икону, на которой просматривались только жгучие глаза, как языки пламени в печке.

- Эту икону мне оставили мать и отец. Когда она появилась в нашем роду, никто не знает. Родители говорили, что и дед, и прадед молились на неё. И я верю в неё.

- Выходит, что Вы верите в Бога.

- Ты не суживайся в мыслях. И не подменяй слова. Я говорю не о Боге, а об иконе.  Это святая икона. Когда-то была струганной и рисованной доской, а, передаваясь из поколения в поколение, напиталась духом веры. Духом слова. Человеческий дух даже в железо может впитаться. Многие помнят русские мечи. Что? Такого не может быть? Так и есть. Икона помогает тому человеку, у которого тоже имеется святость в душе: вера, добро, надежда, любовь. Святость в душе человека и святость в иконе. Понимаешь? И Бог тут не причём.

- Слишком сложно  Вы  объясняете.

- А нужно объяснять попроще. Так? – Иван Максимович задумался. -  Можно и попроще, коли ума не хватает понять это.. А пошёл ты на хрен, - отрезал старик.  Звонкая оплеуха. И так удачно приложилась, что Виктор  инстинктивно потёр щёку.

- Это не объяснение, - попытался отбиться он.

- У каждого своё объяснение. Нет такого слова, в которое всё вмещало бы, и которое приняли бы все.

   Иван Максимович взял блюдце с чаем, и, картинно оттопырив левый мизинец, прихлебнул чайку.

- Дело не в простоте и сложности. Не укладывается это в мозги и душу мою, когда о Христианском Боге говорят, что он всемогущ. Сотворил мир с мириадами звёзд.- Старик  встал и подошёл к окну. – Посмотри, сколько звёзд. Это какой же силищей нужно обладать, чтобы сотворить мириады звёзд? Бог сотворил человека по своему образу и подобию. Если по своему образу и подобию, то недалеко он ушёл от человека и его силы. Он карает, милует. Он делит людей на грешников и праведников. Это страшный Бог. Он лицеприятен. А подумай о Солнце. Оно нелицеприятно. Светит, что праведнику, что грешнику, и даёт тепло и грешнику, и праведнику не по мере, а сколько сможешь, столько и бери.

3.

   На этом разговор и закончился. Утром Иван Максимович ушёл на бугры. Забравшись на самый высокий, который выделялся, как большой церковный колокол среди мелких – подзвонков, он, сбросив фуфайку и рубашку, оголился до пояса, а потом  раскинул руки в стороны и застыл, глядя на выкатывавшееся Солнце.

- Так и простудиться можно, - сказал водитель, чинивший бензонасос, вытирая паклей замасленные руки.

Картина дня

наверх