Уважаемые читатели...Все повести Александры автобиографичны. Но так получилось, что по времени рассогласованы. Вы прочитали повесть "Пока смерть не разлучит нас" И познакомились с Анисьей Казимировной и Мотей (Жена и теща Ивана). О судьбе Анисьи и Моти с Марусей здесь, в повести "Крушение".... Думаю, вам будет интересно...Валентиныч
(Часть первая )
Посвящается светлой памяти моей бабушки Анисьи Казимировны Фурсовой-Шамовой
Крушение
Глава 1
На безбрежных просторах Оренбургской степи затерялась деревня Георгиевка. В этот смутный 1922 год она притихла, насторожилась в ожидании очередного лиха, какое может обрушиться на неё в любую минуту. Зима выдалась холодная, снежная, метельная. Избы занесло снегом по самые крыши, во дворы входили поверх занесённых ворот и калиток. Жители всё больше сидели по домам. Не собиралась, как раньше, молодёжь на вечёрки. Не слышно было ни песен, ни гармошки, ни балалайки. Голодно было в каждой избе. Постоянные набеги то белых, то красных, а то и просто бандитов, вконец разорили деревню. Подчистую выгребали со дворов всякую живность, хлеб, домашнюю утварь, кому какая приглянулась. Не брезговали даже не Бог весть какой одеждой.
В одной, такой же, как все, обедневшей избе жила семья Фурсовых, Емельян, его жена Анисья и две их дочурки, одна десяти лет, другая шести. Это всё, что осталось у них от многочисленного семейства. Двенадцать детей родила Анисья, а в живых остались только двое. Ох, и горевали Емельян с Анисьей! Ох, и горевали! Да что толку? Хоть и говорят «Бог дал, Бог взял», а сердце-то никак не хотело с этим мириться. И сейчас, когда настали такие трудные времена, у них была одна забота – уберечь детей от беды.
Емельян, в свои 40 лет, оставался всё таким же, как в молодости – высоким, плечистым, крепким, красивым. Только в голове и в бороде проблёскивали редкие сединки. Смуглым лицом, с тонкими, будто выточенными резцом, чертами, чёрными буйными кудрями, бровями в разлёт, а особенно жгучими чёрными глазами, он походил на цыгана. Анисья была ему под стать. Высокая, статная, с нежно-розовым лицом, огромными серыми глазами, опушёнными густыми, длинными ресницами, с пышной, светло-русой гривой волос на голове. Она была на два года моложе своего мужа. Несмотря на многочисленные роды, Анисья не потеряла стройности, была всё ещё очень привлекательная, и редкий мужчина не оглядывался, когда она проходила мимо.
Анисья с Емельяном поженились по любви, что в те времена было редкостью, учитывая, что Емельян был выходец из очень состоятельной семьи, а за Анисьей и гроша не водилось. Жили они дружно и счастливо. В хорошие времена Емельян одно время помогал отцу в его ремесле, тот был непревзойдённым мастером по изготовлению всякой валенной обуви. А когда он женился на Анисье, занялся извозом. Эта работа давала неплохой доход и семья жила безбедно. С началом Гражданской войны Емельян лишился этой работы. Коней у него отобрали не то красные, не то белые. Кто их там разберёт. Грабили одинаково. От всего большого хозяйства остались старая кобыла Буянка, старая корова, на которых никто не позарился, и с десяток кур.
В надёжном тайнике был припрятан запас пшеницы и ржи. Емельян лелеял надежду, что к весне закончится вся эта неразбериха и ему удастся засеять свой клин земли.
В один из январских дней, Емельян с самого утра запряг свою Буянку в сани-дровни, намереваясь съездить в дальние луга, где с лета на их покосе осталось несколько копёшек сена.
- Поеду, мать, гляну, целы ли они, - сказал он жене, хлопотавшей у печи.
- Ох, Емельянушка! Не ездил бы ты. Кругом бандиты рыскают, не ровён час – напорешься.
- И-и-и, мать, волков бояться, в лес не ходить. Сенцо-то кончается, а до весны ещё ой как далеко.
- Ты уж поосторожней там, Емельянушка. Постарайся быстрее возвернуться. Сам знаешь, как мне одной с детьми боязно дома без тебя. Как нет тебя, так я вся от страха дрожу, кажется, вот-вот налетят лиходеи, а нам и оборониться нечем. Опять же, эвон, посмотри в окно, позёмка начинается.
- Ну, дак что ж, что позёмка? Ни буран, ни метель, не волнуйся понапрасну. Ввечеру вернусь.
Он ласково погладил жену по пышным волосам. Анисья на миг прильнула к нему всем телом. Емельян пошёл к двери, но Анисья снова его окликнула.
- На вот, возьми, поешь там, - она сунула ему в руки маленький узелок. – Спрячь за пазухой, чтобы не промёрзли. Драники вчерась не все съели, а тебе пригодятся. На холоду-то без еды враз ослабеешь.
- Спасибо, мать, - Емельян с благодарностью и любовью глянул на жену и, уже не мешкая, вышел за дверь.
Емельян выехал со двора, а Анисья, стоя в распахнутой двери сеней, долго смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.
Глава 2
Емельян, не торопясь, ехал по укатанной дороге. Перемётов на ней не было. Снег, поднятый позёмкой, скользил по дороге, как по льду, не задерживаясь. Укутавшись плотнее в тулуп, он предоставил лошади самой решать, бежать ли ей или шагом идти, а сам погрузился в воспоминания. Перед ним, как наяву, всплыл тот далёкий осенний день, когда он впервые повстречал Анисью.
«Ох, и повезло же мне с женой! – с нежностью размышлял он. – Уж сколь годков вместе, а люблю её, кажется, всё больше и больше. Другие, посмотришь, ругаются, дерутся, что-то делят, а у нас с Анисой и причины, кажись, не было для ссор. Ничего, вот перемогнём это лихое время, заживём ещё! Ой, как заживём!».
До копёшек Емельян добрался благополучно. Правда, пришлось утаптывать снег, чтобы проехать к ним на санях. Наложил изрядный возок сена, крепко-накрепко перевязал верёвкой и в обрат повернул. «Ну, - думает, - засветло дома буду».
Возрадовался он рановато. Лошадь с трудом вывезла сани на дорогу. Емельян шагал рядом по целинному снегу, утопал по колено, путался в полах тулупа. Он ласково подбадривал свою исхудавшую лошадёнку. И когда выбрались на большую дорогу, вздохнул с облегчением. Дорога поднималась по длинному пологому холму. Справа вдоль дороги тянулся заиндевевший лес. Слева – глубокий овраг. Емельян вспомнил, как по осени они с Анисьей в этом овраге рубили чилигу на веники и собирали крупный, сочный шиповник. Сейчас кустарник полностью засыпан снегом и овраг не казался таким глубоким.
Поднявшись на вершину холма, Емельян решил дать роздых лошади, да и самому не мешало передохнуть. Он ведь так и шёл пешим, жалел свою Буянку.
На вершине холма мело сильней, но Емельян не беспокоился. Вего-то осталось три версты до дома, да ещё всё под гору. «Скоро, скоро увижу свою ненаглядную Анису, дочурок», - с радостью подумал он. Вдруг впереди он увидел конников. Ноги лошадей укрывала позёмка, и казалось, что они плывут по воздуху. Емельян забеспокоился. Бог знает, что за люди. От греха он завернул лошадь в заснеженный лес и укрылся за разлапистой елью. Следы от саней тщательно замёл полой тулупа. Помогла позёмка, тут же следом всё сравняла. Не успел Емельян опомниться, а всадники вот они, уж по эту сторону холма. И тут Емельян разглядел, что позади лошадей на верёвке тянут людей. Но в каком виде!? Босые, без шапок, в одном исподнем белье. С холма лошади пошли рысью и люди стали падать. Но никто из всадников не остановился.
Рассматривая конников, Емельян, насчитав их восемь, никак не мог понять, кто они, красные, белые или бандиты? Весь отряд проехал так близко, что Емельян в страхе зажал лошади ноздри, чтобы она ненароком не заржала. Холодный пот заливал ему лицо, холодные струйки стекали по позвоночнику.
- Святые угодники! – Емельян истово перекрестился.
Дрожа всем телом, Емельян следил за отрядом, ждал, когда он скроется, чтобы потом, помолясь, ехать дальше. Но напрасными были его надежды.
Отъехав с полверсты, всадники остановились. Пленников прикладами согнали в кучу и усадили прямо в снег. Четверо отправились в лес и вернулись с охапками сушняка. Развели огромный костёр. Сквозь усиливающуюся метель стало плохо видно. Ползком Емельян подобрался к самой дороге. От костра донеслись пьяные голоса.
«Быстро же они налакались», - удивился Емельян. А потом началось такое, чего Емельяну не могло присниться даже в самом страшном сне. Эти изверги прогоняли людей по горячим углям. Кто не мог идти ногами, волокли волоком. До Емельяна долетели душераздирающие крики так, что мороз пробирал до костей. Метель усилилась, стало смеркаться. От костра всё ещё слышались вперемешку дикий пьяный смех и предсмертные крики несчастных. Емельян ползком вернулся к возу. Буянка, вся заснеженная, дрожала крупной дрожью и смотрела на него жалобными глазами. От этого взгляда Емельяну стало не по себе. Он и сам изрядно продрог. Потрясённый Емельян никак не мог прийти в себя.
Он стоял, обнимал лошадь за шею, шептал ей какие-то ласковые слова, а сам мучительно страдал от того, что ничем не может помочь тем несчастным. Чуть позже Емельян услышал выстрелы и всё затихло. Он переждал ещё какое-то время и стал осторожно выводить Буянку на дорогу.
К этому времени наступила такая темень, хоть глаз коли. Метель разыгралась не на шутку. В двух шагах ничего не было видно, ни дороги, ни вешек вдоль неё. Отчаявшись, Емельян положился на чутьё Буянки, влез на воз и впал в забытьё. Всё пережитое совсем его обессилило. И только когда Буянка заржала у ворот его избы, он очнулся. Кряхтя слез, взял Буянку под уздцы и осторожно повёл во двор.
Глава 3
Проводив Емельяна, Анисья принялась хлопотать по дому. Сходила в хлев, подкинула в ясли сена корове, ласково с ней поговорила. Курам высыпала в корытце сваренную картофельную кожуру. Вытащила из гнезда два яйца. «Совсем куры не несутся, - горестно подумала Анисья, - и где же им нестись при такой скудной кормёжке. Если так дальше пойдёт, к Пасхе яиц не насбираешь».
Когда вернулась в избу, проснулись дети. Надо кормить. В печи уже томились постные щи из квашеной капусты. Выдвинула чугунок, налила в глиняные чашки по половничку и поставила перед детьми, уже сидевшими за столом. Достала с полки чёрствую краюху хлеба, отрезала детям по кусочку. Те жадно набросились на еду. Чуть поколебавшись, Анисья и себе плеснула немного щей, а чугунок задвинула подальше в печь.
После еды дети залезли на полати и там затихли со своими немудрёными игрушками. Вымыла в горнице пол, вытряхнула на улице домотканые дорожки и опять постелила их на чистый пол. В своей маленькой спаленке убрала постель, высоко взбивая перину и подушки. Кровать застелила ярким, домотканым покрывалом.
За хлопотами, не заметила, как день прошёл. Но, чтобы она не делала, мысли неотрывно возвращались к Емельяну. В душу незаметно, исподволь, закрадывалась тревога.
«Господи, Емельянушка, где же ты родимый мой? Оборони, Господи, раба твоего Емельяна», - молча молилась она. К вечеру, Анисья накормила детей, спровадила их на печь, а сама села за прялку. В уютной горенке было тепло и тихо, только за окном бесновалась метель.
Тихо жужжало колесо прялки, тянулась бесконечная нить. Тикали часы-ходики на стене. Вот уже и десять пробило, а Емельяна всё нет и нет . Анисья то и дело взглядывала в тёмное окно, прислушивалась к вою метели.
«Где же ты до сей поры, Емельянушка?! Не случилась ли какая беда?! – с тревогой думала она.
Оставив свою прялку, Анисья с беспокойством металась от окна к двери. Метель бушевала во всю, наметала новые сугробы. Окно до половины завалило снегом. Вдруг, сквозь вой метели, она услышала конское ржание. Не помня себя, прямо на исподнее накинула большой клетчатый платок, натянула на босу ногу валенки и стремительно выскочила за дверь. Увидела, как Емельян распрягает Буянку.
Через сугробы, проваливаясь выше колен в снегу, Анисья кинулась к мужу. Снег набивался в валенки холодил ноги, ветер остервенело рвал юбку, поднимал её колоколом, обдавая холодом всё тело, но она ничего не замечала. С разбегу кинулась к мужу, крепко обняла его и залилась слезами.
- Емельянушка! Емельянушка! – только и могла она выговорить сквозь рыдания.
- Ну, что ты, Аниса, успокойся. Видишь, жив я, здоров. Ишь, мокреть развела.
Измученная лошадь стояла рядом с ними, низко опустив голову. Емельян взял в одну руку повод, другой приобнял Анисью, и только сейчас заметил, как легко она одета.
- Э-э-э, мать, да ты совсем раздетая. Ну-ка, быстро в дом. Не хватало только, чтобы ты захворала. Иди, иди, - подтолкнул он её вперёд. – Я только Буянку обихожу и следом буду. Анисья, смеясь и плача, поцеловала его в заиндевевшую бороду и кинулась в дом. В спаленке, из сундука достала тёплое бельё, шерстяные носки, байковую рубаху. Всё разложила на кровати. Проворно отодвинула заслонку в печи и ухватом достала чугунок с ещё не простывшими щами, и другой, побольше, с тёплой водой для умывания.
От её суетни проснулись дети, свесили головёнки с печи и с любопытством следили за матерью.
Хлопнула входная дверь, вошёл Емельян. Девчонок, как ветром сдуло с печи. Мелькая голыми пятками из-под длинных рубашонок, они с визгом кинулись к отцу, повисли на нём, болтая в воздухе ногами.
- Тятя, тятя приехал! – радостно визжали они.
- Полноте, полноте, егозы. Задушите отца-то.
Он подхватил их обеих под мышки и понёс, намереваясь водворить обратно на печь. Но, не тут-то было. Как вьюны, они вывернулись из его рук и стали, наперебой помогать отцу раздеваться. Вся одежда разлеталась в разные стороны.
Анисья какое-то время, пряча улыбку, смотрела на них, потом строго прикрикнула:
- Хватит вам тятьку тормошить. Геть на печку, а то вот я вас рушняком, рушняком.
Девчонки недовольно воззрились на мать, но, получив чувствительные подзатыльники, нехотя полезли на печь. Анисья задёрнула за ними занавеску.
Емельян, умывшись и переодевшись во всё сухое и тёплое, блаженно сидел за столом и хлебал щи. Анисья, подперев подбородок рукой, сидела напротив него и с удовольствием наблюдала, как он ест.
- Что ты так припозднился, Емельянушка? Я, право слово, извелась тут вся. Места себе не находила. Аль, случилось что?
Емельян медленно дохлебал щи, утёр бороду и только тогда поднял глаза на жену.
- Ну, мать, - начал он нерешительно, - насилу выбрался. Уж и не чаял домой живым возвернуться. Такие вот дела.
- Ой, лишенько! – прикрыв рот рукой, приглушённо вскрикнула Анисья, а сама до того побелела, как тот снег за окном.
- Что стряслось-то, родимый?
- Сам не знаю, какому Богу молиться, что отвёл от меня беду. Такого, Аниса, нагляделся и наслушался, что страх Божий! Как вспомню, так всего дрожь пробирает.
Емельян начал рассказывать Анисье обо всём, что ему пришлось пережить.
- Да, мать, натерпелся я страху. Ни приведи Бог никому такое увидеть.
Голос у Емельяна дрогнул, сорвался. Он тяжело сглотнул. В глазах блестели слёзы. Анисья сидела вся окаменев, только губы, едва слышно шептали слова молитвы. Она участливо глядела на мужа, всем сердцем сопереживая всё, что с ним случилось.
- Ох, Емельянушка, как же ты натерпелся, родимый, - наконец заговорила Аксинья. – Я бы умерла от страху. Людей-то как жалко. Ох-хо-хо, вот времена настали, страсть Господня.
Они ещё долго сидели за столом. Первой поднялась Анисья.
- Пойдём, Емельянушка, спать. Устал ты, изволновался весь.
- И то, Аниса, дюже я устал.
В избе всё затихло. Емельян заснул быстро. А Анисья, прижавшись к тёплому боку мужа, всё не могла заснуть. Из головы никак не шёл рассказ Емельяна и она то и дело горестно вздыхала. Потом её мысли переметнулись на своё житейское. Перед её глазами вставали одно за другим события её собственной жизни. Её первая встреча с Емельяном и многое другое...
Свежие комментарии