ВОЙКА
Отца Войки в посёлке звали Волох. С огромной головой, кудлатый с чёрным волосом, с чёрными горящими глазами из-под залохматившихся бровей. Бабы его сторонились, говоря, что, если с ним поругаться, не угодишь его слову, то он порчу на коров может навести – напустит гадюк и научит их из доек молоко высасывать. Мужикам не до бабьих разговоров о Волохе было. Война поскубала. Окопный пот ещё не успели согнать. Мальчишки – боялись: не улыбается, обросший волосами, похожий на цыгана, а цыгане по поселковому толку, крали детей, прятали в кибитках, увозили и продавали.
Жена Волоха тётя Фрося – крупная, с отдышкой, хромоножка на правую ногу, из-за которой она и ходила боком, припадая, и как муж с неулыбающимся лицом. Появлялась она на глаза только тогда, когда шла в магазин за хлебом и водкой.
В школе нареканий на Войку не было. Шестиклассник - середняк с большими серыми глазами, стриженный под нулёвку, в серой отцовской тужурке на Камчатке: последней парте. Он пас поселковых коров, когда подходила очередь Волохов, таскал чувалы с травой, которую косил по берегам речки Луганки. Вывозил на тачке навоз из коровника на огород или в овраг. Чинил и подкрашивал забор. Ходил с вёдром на тырлище, где доили коров.
Из-за ворот дома Волоха часто доносился тяжелый, протяжный вой. Вначале мы думали, что воет собака Волоха. Крупный, телкообразный мохнатый пёс Джульбарс. Потом приметили, что выл Войка. Поэтому и прозвали его Войкой.
- За что били, - спрашивали мы, видя обвешанного синяками Войку.
- Да батько с матерью напились. Батько рассказывал про войну, как пушку таскал. – Войка с увлечением передавал слова отца, его лицо каменело, напрягалось, словно не отец, а он сам тащил пушку, как подробно передавал и слова матери, которыми она перечила мужу. – Мать ругала его: с вшами ушел на войну, с вшами и вернулся. Она говорила, что на фронте не была, мазут в депо выбирала, рельса на ногу упала и перебила, а потом подрались между собой и меня стали бить.
От колотья родителей, зачастую за дело, мы уходили одним способом, о чём говорили и Войке.
- Так нужно было тикать.
- Нельзя, - отвечал Войка. - Они тогда друг друга поубивают. А так меня побьют и спать ложатся.
Войку мы жалели и подсказывали, на наш взгляд, тоже самый верный способ, но ни разу не испытанный.
- Да возьми ножик и потыкай их, а то убьют. Тебя не посадят, а в детдом отошлют. Там лучше будет.
- Нельзя. Батько и мать, - он светло улыбался и добавлял. - Я водку не буду пить. Это плохое дело.
Оставлять товарища в беде мы тогда ещё не научились и предлагали крайний метод: мы батькам своим пожалуемся, чтоб твоего отлупцевали, но и он не срабатывал.
- Не надо. У моего дырка в легких от войны. Он не говорит, а хрипит. И бить не дам, - твёрдо заканчивал он.
Тогда мы называли его самым обидным словом для мальчишек: трус, боится батька. Сколько нужно было пройти времени, чтобы переосмыслить слова Войки и взглянуть на его историю по-иному.
Какая хрупкая штука жизнь. Молодость шагает вольно, размашисто с удалью, радостно и беззаботно мчится к будущему, наполняется желаниями, мечтами. Конечно, такие чувства появляются не сразу, а постепенно, с возрастом. Встречаются и горечи, и неудачи. Не всех ласкают и оберегают с детства. И тогда другие мысли завладевают душой: жестокие, непокорные или исковерканные, боязливые, от которых грубеет и коверкается душа, но и в таком человек живёт вера: жизнь когда-то исправится, вот, вот протяну руку и зажму своё счастье в кулак. Жизнь не открывает, где, когда и как споткнешься. Да об этом и не думаешь, когда молодость бурлит, и мечты хлыщут через край. Кажется, что нескончаема она.
Когда начинались летние каникулы, мы – поселковые ребята – уходил работать в колхоз. Время было послевоенное. Мы старались помочь родителям. А помощь заключалась в том, что нам за работу платили. Это были небольшие деньги, но родители были рады и таким. Иногда мы воровали: помидоры, огурцы, капусту… Словом, что попадалось под руку. Конечно, немного. Много за пазухой мимо колхозного сторожа не пронесешь. Кажется, что он спит, а сам так и зыркает, кого бы подловить и всыпать. Если кого-то ловили, то потом на работу не принимали.
А работа была разная. Стоять возле канавы, в которой пробегала вода для полива, и бросать в нее дуст. Самая низко оплачиваемая, но зато самая легкая. Стой и работай грабаркой, а то и сядь и тоже бросай.
Мы стремились не к легкой работе. А к тяжелой. Таскали мешки с дустом. Ящики с помидорами, огурцами, капустой… Больше всего платили за вспахивание грядок с огурцами, помидорами, капустой.... Запряжешь лошадь, станешь за полильник и целый день за ним. До тошноты. Под конец рабочего дня ног не чувствуешь. Зато, как радовались наши родители копейкам, которые мы приносили домой: работничёк. Нам и в голову не приходило: накупить конфет или пряников. Хлеб покупали.
А вечером, когда нужно было отгонять лошадей на конюшню, мы становились вольными казаками. Садились на лошадей и устраивали скачки на берегу речки Луганки. Мы сражались как настоящие рыцари. Только вместо копий и мечей у нас были простые палки. Лошади сталкивались грудями, каждый старался стащить своего противника с лошади. Войка лучше всех управлял лошадьми. Никогда не брал в руки хворостину. Не колотил пятками по бокам. Не запрыгивал с боку на их спину, а, разгоняясь, упирался руками в зад лошади, взлетал и как прирастал к спине. Легко похлопывал по холке, пронзительно свистел, заложив два пальца в рот, и лошадь сразу шла в галоп. После работы, выкупавшись, мы отгоняли лошадей на конюшню.
Детство. Нет ничего прекрасней его, и не будет. Вспомнишь иной раз, и такая тоска охватывает: вернуться бы, но вернуться невозможно. Жизнь не пятится назад.
Однажды, после купания мы собрались отгонять лошадей на конюшню. Здесь тоже начинались скачки. Главное было: достичь конюшни первым. Первому была награда. Прокатиться на самом быстром жеребце Стрелок.
В тот раз, как обычно, каждый перекинул постромки: правый на левый бок лошади, а левый на правый, сделал из них самодельные стремена. В виде петли.
Рядом находилась гора деревянных ящиков, куда собирали помидоры, огурцы. Я уже всунул ногу в «стремя» и хотел усесться на лошадь. Звали ее Галка. В это время подошел Войка.
- Валер, дай я отгоню ее на конюшню. Давно не ездил на ней. Быстрая она. А ты садись на моего Орла.
Жадничать я не стал. Не в наших привычках это было. Мы делились и ворованными огурцами, помидорами… и лошадьми.
- Садись, - сказал я, - но она очень пугливая. Шарахается от любого звука.
Войка засунул ногу в самодельное «стремя». В это время гора ящиков началась валиться. Сама ли по себе от шаткости или кто-то ненароком толкнул ее. Нога Войки была уже в «стремени». Галка испугано взвилась на дыбы и помчалась. Петля захлестнула ногу Войки.
Мы бросились на перехват. А Галка мчалась все быстрее и быстрее и тащила за собой Войку, нога которого была захвачена петлей. Он крутился и бился по дороге, поднимая клубы пыли, пытался дотянуться до постромка, чтобы схватить его руками. Мы кололи ножичками лошадей в надежде, что боль заставит их быстрее мчаться. Перегоняя Галку, становились в линию, прижав лошадей друг к другу, но она разносила нас. Кто догонял Галку, пытался перепрыгнуть на её спину, но срывался и благо, что не попадал под копыта. Мост через речку Луганку. Если бы не он. Доски были положены наживую и заплясали, как клавиши пианино, когда Галка с волочащимся Войкой пронеслась по ним. Догнали Галку почти у самой конюшни. Сама остановилась. Выдохлась. Километра три отмахала не под седлом, а затянутая в петлю дикого страха, как и Войка, затянутый в петлю боли. Мы подбежали к нему, но что от него осталось. Последние его слова были:
- Там, на берегу, мои огурцы и помидоры под деревом с тарзанкой, Отдайте батьке и матери.
На этом история с Войкой не закончилась. Она ушла в мои мысли. Светлой душой был Войка, но шарахнулась лошадь и унесла только что начинавшуюся жизнь. А куда? В кошмар вечности, откуда нет возврата. Или не бездушно устроена природа, а возвращает то, что забирает в себя на время, чтобы потом снова, проведя через неизвестные нам образы, вернуть нам прежний. А если не так. Не дает мне покоя эта мысль. Сколько вечности было до рождения Войки, и сколько будет после его ухода, если действительно возврата нет.
Свежие комментарии