Александра Ивановна Чернышева

 

 

 

       Александра Чернышева родилась 7 ноября 1942 года в деревне Ягодное, Оренбургской области, Новосергиевского района. Детство и юность прошли в деревне, что оставило неизгладимый, яркий след в душе и творчестве писательницы. Закончила Орский нефтяной техникум, Уральский пединститут, Израильский университет в городе Иерусалиме.

      Стихи и прозу пишет с 12-ти лет, и это стало теперь неотъемлемой частью её жизни. Печаталась в местной прессе, в коллективных альманахах «Гостиный двор», «Орь – 1» - «Орь – 7» и на сайтах интернета. Вышли в свет семь сборников её произведений. Награждена многими Дипломами и Грамотами за участие в культурном развитии г. Орска и вклад в воспитание подрастающего поколения. На её стихи написано более 30 песен, которые звучат не только в Оренбуржье, но и далеко за его пределами. В 2010 году награждена Дипломом и муниципальной премией «Культурное наследие г. Орска».

     Имя Александры Чернышевой внесено в Библиографический словарь «Литературное Оренбуржье» 2006 год. Член литературного объединения «Сонет» г. Орска.

     Живёт в г. Орске.

…………………………………………………………………………………………………………………………………………

     Дорогие друзья… Предлагаю вашему вниманию новые произведения моей  землячки, любимой  писательницы и поэтессы Александры Ивановны Чернышевой.

     Данный материал предоставлен нашим участником, всеми нами уважаемым Николаем Николаевичем Чернышевым. Мужем автора….

…………………………………………………………………………………………………………………………………………………

Земное притяжение

 

 

 

«… Тот, кто потерял чувство земного притяжения на земле…, тот потерял огромную радость и муку, счастье и боль глубинного своего существования».

         Валентин Распутин.

 

 

     Говорят, что только с годами начинаешь чувствовать земное притяжение к родному краю, родному дому, где родился и вырос, к родным тебе людям. Нет, нет и нет! Никогда с этим не соглашусь. Чувство притяжения к родному краю подспудно жило во мне всегда. В своё время я, по роду своей работы и природной любознательности, объездила чуть ли не весь Советский Союз: Приморский край, Хабаровский край, Алтайский край, Краснодарский край, Узбекистан и Киргизия, Украина и Беларусь, Москва и много ещё мест, которые можно перечислять до бесконечности. Но, где бы я ни была, где бы не жила, как бы хорошо мне не было, вдруг, среди будней или праздников навалится такая тоска по Оренбуржью, хоть плачь. В такие моменты я явственно осязала на своем лице знойный ветер степей, напоенный острым, терпким ароматом полыни, чебреца, поспевающих хлебов. А в глазах колыхалось необозримое море хлебных полей и разноцветная палитра полевых цветов. Ах! Так бы и взлетела, как птица, так бы и понеслась навстречу этому ветру, этому морю! Но порыв проходил и я вновь возвращалась в действительность, чувствуя в душе смятение, горечь и боль. Какими бы путями я не кружила по свету, а дорога всё равно в конце концов привела меня туда, откуда я вылетела, как неразумный птенец, в поисках неизведанного, волнующего, таинственного будущего. Так всегда бывает в юности. Все мы куда-то стремимся в поисках лучшей доли. А вылетать-то, оказалось, и не следовало. Зов родной земли всё равно привёл меня к истокам. Всё же не зря говорит пословица: «Где родился, там и пригодился».

      Но, Боже! Какое же я почувствовала горькое разочарование при возвращении. Как же изменилась моя прекрасная родная земля, моё Оренбуржье! С болью я смотрела из окна вагона на мелькавшие заброшенные поля, засохшие лесозащитные полосы, порушенные фермы, пустующие, полуразвалившиеся жилые дома. Везде и всюду разруха, разруха, разруха…

      Не порадовала меня и моя родная деревня Кувай. Вместо бывшего совхоза, когда то обеспечивающего всех работой и, худо-бедно, стабильным заработком, - фермерские хозяйства.  По форме своей они напоминают дореволюционное положение «Помещик – крестьяне». И к чему, спрашивается, нужно было огород городить в 1917 году, если в итоге пришли к тому, от чего ушли. В этих хозяйствах уже не увидишь море разливанное хлебов. Много ли может обработать земли малочисленное и маломощное фермерство. Выращивается только то, что может принести наибольшую сиюминутную выгоду. Многие земли остаются необработанными и превращаются в пустоши, заросшие чертополохом. В таких хозяйствах рабочих рук задействовано минимум. Какой же хозяин позволит себе такую роскошь и расточительность, набирая большой штат? Остальные жители, оказавшиеся не у дел, разбрелись кто куда, пробиваясь случайными заработками. В давние времена это называлось «отхожим промыслом». Есть и такие, которых, кстати, не мало, кто свою неустроенность топят в вине. Проще говоря, пьют «горькую». Люди живут, пребывая в постоянной борьбе за выживание. Но всё же находятся энтузиасты (честь им и хвала), которые стараются как-то скрасить жизнь людей, собрать их в одно единение, поддержать в них человеческое достоинство. К таким энтузиастам можно причислить не только актив школы и клуба, но и рядовых жителей деревни, которым небезразлична их судьба.

      Из тех, с кем когда-то я жила рядом, мало кто остался в живых. Но тех, кто живы, по праву можно считать настоящими патриотами своей деревни, пережившие вместе с ней все перипетии нашего неспокойного времени.

К ним можно отнести Абдула-Беленко Валентину Андреевну. Она говорит: «Я из Кувая никуда. Мне лучшего места не надо. Я его ни на что не променяю». А уж до чего она гостеприимна! Кто бы не приехал из бывших сельчан, как правило, всегда у неё останавливаются. Никому отказа нет.

      Или вот, Мария Михайловна Иванова. Ей уже далеко за 70. Жизнь у неё была не лёгкая, шестерых детей воспитала. Но сколько же в ней жизнелюбия, оптимизма, энергии, доброты и юмора. Для души, для своего собственного удовольствия занимается вышивкой. Её работы необыкновенно ярки и красочны. Она раздаривает их направо и налево, при этом, наверно, испытывает радости гораздо больше, чем те, кому она эти подарки преподносит.

      Сколько же было интересных людей в нашем Кувае! Теперь они, к сожалению, все покоятся на деревенском кладбище. В каждый свой приезд я обязательно обхожу всё кладбище, отдавая дань памяти всем  ушедшим в мир иной. А в голове, как в калейдоскопе, начинают мелькать лица, то смеющиеся, то печальные, то сердитые, то нахальные. Но ни одного озлобленного, развязного или с гримасой ненависти. Не было этого. Люди жили как-то проще, открытие, добрее. И какие Люди!

      Здесь на деревенском кладбище покоятся мои учителя - Анатолий Васильевич и Анна Елизаровна Гондрабуровы. Анатолий Васильевич был у нас в школе директором. Человек очень строгих правил. Не терпел даже малейшего нарушения дисциплины. За каждый проступок наказывал строго. Распекал так, что не знал куда деваться. В нашем классе больше всего от него доставалось Алёшке Фёдорову. Не проходило, кажется, дня, чтобы тот за какую-нибудь провинность не стоял «в углу» в учительской или в кабинете самого директора. Что говорить, мы все директора побаивались. Анатолий Васильевич преподавал нам математику. Это ему очень подходило. Предмет суховатый, и сам, как сухарь.

      Но всё же, при всей его строгости и суровости, надо сказать, что о школе он ой, как радел. А в те пятидесятые годы прошлого века, когда не хватало тетрадей, учебников, учебных пособий, это было нелегко. Надо было заботиться о заготовке дров на зиму, о питании учеников, живущих в интернате, из других деревень, о ремонте школы и многом другом.

       Его жена Анна Елизаровна была полной противоположностью своему супругу. Мягкая, женственная, интеллигентная. Никогда, бывало, не повысит голос, чтобы мы не натворили. Вела она у нас ботанику, биологию, химию и географию. Особенно интересными были уроки географии. Я слушала её , как зачарованная. Именно от её уроков ко мне пришла любовь к географии. Именно поэтому, в последствии, я поступила в пединститут на географический факультет. Мы много бродили с ней по окрестностям. Собирали растения для гербария, исследовали почву, занимались пришкольным садом и огородом, который был в излучине реки Кувай.

      Анну Елизаровну все любили.

      А вот могила колоритнейшего человека нашей деревни - Фиталёва Тимофея Кирилловича. Работал он кузнецом. Весельчак был и балагур, мастер на разные проделки. Он прошёл всю войну 1941 – 1945 годов. Вернулся в орденах и медалях. Как трофей, привёз себе с фронта гармонику. Играл он на ней только тогда, когда был слегка навеселе. Садился на скамейку у своего дома и наигрывал всякие мелодии, а у самого лицо становилось задумчивое, печальное. О чём он в тот момент думал? Может быть о своих друзьях-однополчанах, оставшихся лежать на полях сражений, а может быть о чём-то другом, неведомо никому. Когда он пребывал в такой меланхолии, лучше его не задевай ничем. Жена его, тётя Нюся, бывало, обречённо махнёт рукой: «И-и-и, окаянный, опять за свою гармонику! Хоть кол на голове теши, всё одно! Нет, чтоб по дому что сделать!». Но Матвей Кириллович не обращал внимания на её воркотню.

      Кузнец он был первоклассный. На любую сельхозмашину мог выковать нужную деталь. Один недостаток за ним водился – выпивал на работе. А какому начальству это понравится? Однажды его прорабатывали за это самое на общем собрании. Требовали от него обещания, не пить на работе. Он с усмешечкой легко дал такое обещание, а через несколько дней управляющий совхозом застал его за выпивкой в рабочее время. В обеденный перерыв Тимофей Кириллович уютно устроился в соломокопнителе. Управляющий стал его ругать, а он, с невинностью младенца, возражал: «За что ругаешь? Я ж не в кузнице, значит не работе. Я обещание своё выполняю – в кузнице, ни-ни». Такой ответ кого хочешь обескуражит. Управляющий не нашёлся, что сказать на это. А у Матвея Кирилловича, глядя на него, так и метались в глазах весёлые чёртики.

      А то был ещё случай. Несколько женщин у кузницы месили глину, чтобы потом её обмазать заново. Подоспел обед, они ушли домой, а лопаты, вилы побросали у стены кузни. После обеда вернулись, нет инструмента. Они к Матвею Кирилловичу, а тот так спокойно говорит:

  - Да вон же они, на крыше. Видите, черенки торчат?

 - Кто ж их туда забросил? – спросила одна из женщин.

 - А я знаю? – ответил Матвей Кириллович.

      Хорошо крыша низкая. Одна женщина встала на цыпочки, ухватила черенок, потянула на себя, а на неё сверху посыпалась целая груда вил и лопат. Как не покалечилась, прямо чудо. Но испугалась она очень сильно. А Тимофей Кириллович стоит в дверях кузни и хохочет. Весело ему. Оказывается он, пока женщины ходили на обед, все лопаты и вилы сковал одной цепью и забросил на крышу черенками наружу. В это раз ему пришлось спасаться бегством. Разъярённые женщины готовы были разорвать его на клочки.

      Кузница у нас стояла особняком от деревни, на другом берегу реки. Речку приходилось переходить по деревянным мосткам, в две неширокие доски. На середине реки доски прогибались и их заливало водой. Все, кто ходил по этим мосткам, не обращали внимания на такие мелочи. А тут, за какой-то надобностью, на другой берег нужно было перебраться директору школы Анатолию Васильевичу. Надо сказать, что в отношении одежды и обуви, он был немного пижонистый. Так считали в деревне. Всегда в отутюженном костюме, при галстуке, в добротной обуви. Подошёл он этак к мосткам, посмотрел, как прошла перед ним женщина и замочила ноги, потом на свои щёгольские блестящие штиблеты и засомневался – идти, не идти? Тут, как на грех, подвернулся Матвей Кириллович. Окинул с ног до головы Анатолия Васильевича и говорит с усмешкой:

 - Что, Васильевич, боишься ноги замочить?

 - Вот, даже и не знаю, как быть. Штиблеты жалко, совсем новые.

 - Ох! Едрёна корень! Штиблеты ему жалко. А хочешь, я тебя на закорках перенесу?

 - Ну, не знаю, сможешь ли, я ведь тяжёлый.

 - Да ты не сомневайся!  - подначивал Матвей Кириллович, - перенесу за милую душу.

      Если бы знал Анатолий Васильевич, чем это закончится! Донёс его Матвей Кириллович до середины мостков и давай на них подпрыгивать. Полетели брызги во все стороны.

      Анатолий Васильевич как закричит:

 - Ты что, сдурел?! Что ты делаешь?! На меня все брызги летят, я уже весь мокрый!

 - А-а-а! Так ты меня ещё и ругать? – возмутился Матвей Кириллович, - Сидишь на моей спине и меня же ругаешь?! Перебирайся тогда сам, как хочешь!

      С этими словами он отпустил ноги Анатолия Васильевича, рывком разомкнул его руки на своей шее и… тот кулём рухнул в речку. А сам он, насвистывая, пошёл дальше не оглядываясь. Те, кому посчастливилось воочию наблюдать эту сцену, хохотали до слёз. Потом этот случай, с красочными подробностями, стал известен буквально всей деревне. Ох и смеху было!

      Жил у нас в деревне дед Дудырин, такой зловредный, мы, молодёжь, окрестили его Щукарём. Ну, чисто Шолоховский Щукарь! Обязательно влезал во всякое дело, особенно туда, куда его не просили. Как он нам досаждал. По его мнению и такие-то мы и сякие. Подглядывал, подсматривал, подслушивал, всякие были и небылицы пускал по деревне. Ну, просто достал всех! Вот Тимофей Кириллович и предложил парням проучить деда. И как проучить подсказал.

      Спал дед летом, обычно, в палисаднике на деревянном топчане. Однажды ночью, когда дед под хмельком сладко спал, ребята унесли его вместе с топчаном на другой берег реки, и оставили на самом краю высокой кручи. На грудь прикрепили картонку с надписью «Знай дед свой шесток, а не то, ещё подальше окажешься». Утром вся деревня слушала, как за рекой истошно кричал «Караул!!!», перепуганный насмерть дед. Спросонья, не разобравшись, что такое с ним приключилось, он, слезая с топчана, чуть не свалился с кручи в реку. Встряска для деда была такая, что на время он присмирел. Вот такой был затейник Фиталёв Тимофей Кириллович.

      На этом же кладбище похоронен мой одноклассник Пётр Журавлёв. Он всё искал в жизни для себя чего-то необыкновенного. Весь был соткан из противоречий. Считал, что проживает чью-то другую жизнь, но только не свою. Так и ушёл от нас никем не понятый.

      Рядом лежит тётя Лиза Журавлёва, его мать. Многодетная вдова. Муж погиб на фронте. Вечная труженица, не знавшая покоя ни днём, ни ночью. Всю свою жизнь и все свои силы положила на то, чтобы сохранить детей, воспитать их достойными людьми.

      А вот Николай Абдула. Исключительно был эмоциональным, горячим человеком. Заядлый рыболов. Жутко ревнивый муж. Но в глубине души, на самом деле, был добрым, чего из упрямства и свойства своего характера, упорно не хотел показать окружающим. Больше всего от этого он страдал сам.

      Мой отец, Осипов Иван Васильевич. Ушёл из жизни в 68 лет с неосуществлённой мечтой – жить единолично, ни от кого не зависеть.

      Тётя Нюраша Фиталёва. Незамужняя, бездетная женщина. Жила одиноко в большом, старом, деревянном доме на краю деревни Воронковки, что примыкала к Куваю. Весь свой скудный заработок она тратила на гостинцы племянникам и племянницам. Сама обходилась самым малым: молочными продуктами, яйцами, огородиной. Частенько разрешала нам, молодёжи, устраивать в своём доме посиделки.

      На мусульманском кладбище покоится мой учитель Альдекенов Латып Максутович. Он преподавал нам в школе физкультуру и труд. С ним наша школьная спортивная команда не раз выезжала на районные соревнования и очень успешно там выступала.

      Его жена, Евгения Григорьевна, учила нас немецкому языку. Оба они прожили достойно долгую жизнь, оставив после себя троих детей, внуков и добрую память о себе.

      Это список можно продолжать до бесконечности, потому что почти все, кого я знала с детства лежат здесь, на деревенском кладбище.

      Вот те, кого нет уже на белом свете, и эти, кто ещё жив, никогда не теряли своего земного притяжения. С самого рождения они были верны своему дому, своему полю, своей судьбе. Я завидую им, и в то же время ощущаю свою вину перед ними, как дезертир, покинувший поле боя. Сожалею о том, что не было меня рядом с ними в годы, когда начались разруха и опустошение. Не разделила с ними все тяготы нашего разнузданного времени. Сожалею, что и сейчас меня нет рядом с ними.

 

 

      Александра Чернышева, г.Орск – д.Кувай, 2015 год.

………………………………………………………………

 

         Новые стихи

 

           Молодая душа

 

Что-то, как-то, не хочу

Принимать  я старость,

Мне сегодня по плечу

И печаль и радость.

 

Я могу ещё опять

Все пути дороги

Вновь, как прежде, прошагать,

Не жалея ноги.

 

Окропить стихами след,

Как цветами вышить,

Только  б ещё много лет

Дал бы мне Всевышний.

 

На лице морщинок сеть,

Словно паутина,

Только силы ещё есть

Одолеть рутину.

 

Только рвётся к небесам

И не знает края,

Не подвластная годам

Душа молодая!

 

Александра Чернышева,

Орск, 9 марта 2015 года  ©

………………………………………………………

 

Душевный разговор

 

Лето, лето, лето красное,

Светит с неба солнце ясное,

Вышла в поле не напрасно я,

До чего ж земля прекрасная!

 

Поле, поле, поле хлебное,

Травы, травушки целебные,

Поклонюсь землице низко я,

До чего ж ты сердцу близкая.

 

На простор степной любуюсь я,

Зову предков повинуюсь я,

Обогрей землица милая,

Напои живою силою.

 

За морями жизнь хорошая,

Но тебя вовек не брошу я,

Час пробьёт и сгинет без следа,

Наша общая с тобой беда.

 

Александра Чернышева,

Орск, 2015 год.

……………………………………………

         Душа лирика

 

Казалось, голос отзвучал,

Не сможет спеть ни строчки.

Любовь – начало всех начал

Поставит многоточье.

 

Но нет, ещё живут во мне,

Играют жизни струны,

И ночью, в звёздной тишине,

Слагаю свои «руны».

 

Здесь про любовь и про зарю,

Про сладкое томленье,

Как будто с прошлым говорю

До головокруженья.

 

За это могут осмеять

Преклонных лет поэта,

Чтоб душу лирика понять,

Читайте больше Фета!

……………………………………….

               

            Куда идём?!..

Луна роняет призрачный свой свет

На спящую, измученную землю.

И тишине сторожкой чутко внемля,

Я будто у неё ищу ответ.

 

Как ядом душу разъедает страх,

И боль, и слёзы за свою Отчизну.

Кому колокола вещают тризну?

Куда идём почти совсем в потьмах?

 

Камнями ветеранов бьют. И что?

Жестокость эта разве от природы?

Она отрыжка явленной «свободы».

«Свободы» превратившей нас в ничто.

 

Всё на показ, всё мишура, игра, -

Олимпиада  и парад на Красной,

Скрывать завесой промахи напрасно,

Ведь родились мы, право, не вчера.

 

Разорвана землица на куски,

Шакалы жадные не знают меры.

Им не дано хорошим быть примером,

Им об Отчизне думать не с руки.

 

Текут рекой широкой за кордон

Богатства, что даны для всех нас Богом.

А на Руси живём мы так убого,

Как будто взятые врагом в полон.

 

Луна роняет призрачный свой свет

На спящую, измученную Землю.

Я, тишине сторожкой чутко внемля,

Не в силах отыскать на всё ответ.

 

Александра Чернышева,

Орск, 2015 год.  ©

………………………………………..

 

 

Сестре Зое.

 

Вот и снова весна,

Вот и снова апрель.

Отзвенела давно

Голубая капель,

Вдоль ручья по логам

Незабудка цветёт,

И хороших вестей

Сердце трепетно ждёт.

Пусть пробудит весна

Все желанья твои,

Много лет тебе жить

Под эгидой любви.

Благодатный апрель

Пусть придаст тебе сил.

День рождения твой

Сам Господь освятил.

 

Александра Чернышева,

Орск, 26 апреля 2014 года.

………………………………………

 

 

Мы, гости все на этом свете…

 

Мы, гости все на этом свете

И каждый знает наперёд,

За все деяния ответит,

Когда Всевышний призовёт.

 

Знать, знают, только что в том проку,

Когда согласья в мире нет.

В кругу безбожного порока

Погряз сегодня белый свет.

 

Куда ни глянь – Великий Боже!

Убийства, ложь, обман, грабёж.

И день за днём одно и то же,

Где тут спасение найдёшь?!

 

Бог покарал Содом с Гоморрой

За развращённый,  праздный быт,

И их судьбу, быть может, скоро,

Земля, к несчастью, повторит.

 

   Александра Чернышева,

   Орск, 27 апреля 2015 года.

……………………………………………..

 

Комментарий к статье.

 

То ли ещё будет…

 

У нашего правительства,

Наверно, нет мозгов,

Какая «гениальная»

Борьба против воров!

Икру сжигают красную,

Закапывают сыр.

Над нами потешается,

Хихикает весь мир.

Я видела воочию,

Что стало с тонной сала.

Поистине уродство

На всей Руси настало!

Ведь можно передать всё

В больницы, в детдома,

И оделить бездомных,

У нас сейчас их тьма.

Но никому нет дела

До тех, кто в нищете.

Зато у всех правителей

Жратва на высоте!

 

Александра Чернышева,

16 ноября 2015 года.