ЧИБА
Где-то в середине восьмидесятых в нашем многоквартирном доме появилась собака. Небольшого роста, с белым окрасом, пушистой шерстью, лисьей мордочкой и пушистым хвостом. Напоминала лайку в миниатюре. Была она любимицей детей, и называли они ее Чебурашкой, а сокращенно – Чибой.
Время тогда было «трудное». Брежневский застой, железный занавес, цензура, засилье КПСС, отсутствие демократии (о которой все так мечтали).
Поэтому часто можно было видеть такую картину. Стоит карапуз с куском копченой колбасы в полпалки, типа сервелат, а рядом сидит Чиба. Он сам откусит, потом ей даст откусить кусок. Так они всю колбасу и поедают. Другие же дети таскали ей котлеты или еще что-нибудь мясное.
Как я уже говорил, время было трудное. По ночам не давали покоя «несуны» из находившегося рядом мясокомбината, таскавшие мясо коровьими ляжками (по рублю за кило, если берешь все или по полтора, если куском). Сервелат шел тоже по полтора за палку.
На работе цену за литр ворованного спирта несуны подняли с трех рублей до четырех за литр и с 60 копеек до 80 за плитку шоколада «Аленка». (Мы даже бойкот им объявляли).
Бывало, откроешь встроенный шкаф на балконе, посмотришь на подвешенные палки сервелата и, если больше десяти, идешь писать на входной двери «Не надо».
С холодильником тоже проблемы. Откроешь вечером и думаешь, чем бы поужинать. Престипомой, ставридой копченой (в спецмагазине «Океан» чего только не было!) или ветчиной. Да еще проблемы, если яиц меньше решетки, то нужно подкупать.
Жила Чиба неплохо. Не голодала. Все ее любили, и никто не обижал.
Сыну тогда было лет пять или шесть. Однажды пришел в слезах. Мы спросили, в чем дело. Оказалось, что ему стало жалко Чибу, ощенившуюся в грязном подвале.
«Она - как нищая» - плакал он и просил взять ее хотя бы на время.
Жена-чистюля была категорически против, но мы с сыном ее уговорили, обещав следить за чистотой в доме.
Пошел я в подвал, вижу, в самом деле, на маленьком сухом островке лежит грязная Чиба, а рядом возятся три щенка. Сложил я щенят в корзину и понес домой. Чиба побежала за мной.
Дома мы ее быстренько помыли и разместили на балконе, огородив место под столом фанерой. Она собрала в кучу подстилку, долго ворочала ее, потом разместила щенят и легла сама.
Два раза в день она выходила минут на десять на улицу. Но когда щенки подросли и стали трескать фарш, колбасу и сосиски, то стала пропадать полдня.
Щенков мне удалось пристроить, после чего ушла и Чиба.
Вернулась она зимой. Зимовала до этого у соседки с первого этажа. Однажды та куда-то уехала, и Чиба пришла к нашей двери, и стала тявкать. Когда ей открыли, то она сразу пошла на лоджию, где раньше были ее щенята. На лоджии было холодно, поэтому я перенес ее подстилку на кухню, за кухонный стол.
Видно ее это место устроило, и она там разместилась. Когда она приходила домой, то сразу шла туда, и почти никогда не выходила, пока ее не позовут. В комнаты она никогда не заходила, даже если ее и звали. А люди, приходившие в гости даже не знали, что на кухне лежит собака.
Она никогда ничего не выпрашивала, у обеденного стола не крутилась, а когда приготовляли ей еду, то нужно было приглашать. Ела она медленно, с большим достоинством.
Но наступили «благодатные времена», о которых мы так мечтали. Над СССР занималась заря демократии. Человек с пятном на лысине бодро говорил нам о свободе, «прулюлизме» мнений и консенсусе и убеждал, что процесс пошел. Но, почему-то стали пропадать продукты и курево, появились талоны, а за бутылку постного масла, пяток яиц, кило риса и вермишели на человека приходилось стоять в очереди в магазине всю ночь. В магазине кроме рыбных консервов, ничего не было. Даже соли и спичек.
Лучше всех приходилось пенсионерам. Им давали по две бутылки водки на человека в месяц. Отец с матерью накопили целых два ящика. Потом лет десять пили. Правда, отец говорил, что сразу после войны пайки были намного больше, а папиросы можно было купить. (Он по талонам получал по сто штук в месяц, а я вообще ничего не получал).
Я это к тому, что Чибу было кормить нечем, а она кроме мясного ничего не ела. Мне приходилось жевать и кормить с рук, чтобы не подохла с голоду. (Срабатывал инстинкт кормления щенков, заложенный в собаках и волках).
Дома одна она никогда не оставалась, а ходила за мной, как привязанная. Приходили мы на работу, я шел в дальний конец отдела на свое место, а она ложилась около меня в проходе.
Бывало, Главный инженер спрашивал у начальника отдела, лежит ли там Чиба, и, если лежит, то пусть Цой срочно зайдет.
Прожила она у нас до 1994 года. И, вдруг, неожиданно пропала. Весь городок искал ее, где только можно, но так и не нашли. Она всегда была независимой и всегда поступала так, как ей хотелось….
РЭЙ
В конце 1997 года, часов в одиннадцать времени, раздался звонок в дверь. На пороге стояли моя младшая сестра и ее муж. А между ними сидела собака. Ирландский сеттер, темно шоколадного цвета. Они зашли в дом и рассказали, что подобрали собаку на улице, которая металась между домами. Они ее взяли домой и поместили объявления на всех столбах и по кабельному телевидению, что нашлась собака. Но никто к ним не обратился.
У них уже была собака немецкой породы, которую звали Барри (Барон), а двух содержать они не могли. Они (и мы с сыном) долго уговаривали жену взять эту собаку. Сын обещал сам следить за ней.
Наконец, она согласилась.
Теперь осталось определить, как его зовут. Несколько дней я называл разные имена, но все напрасно. Но когда я произнес – Рэй, он резко повернул голову. Я понял, что попал в точку.
Мы все работали, а он оставался дома и с утра до вечера лаял и выл, как гиена. Соседи стали жаловаться, но что мы могли поделать.
Наконец он смирился со своим положением, и вытье и раздирание стенки прекратилось.
Сын, конечно, только пообещал, и заниматься им не стал. Все заботы легли на меня.
Сделал я ошейник и поводок, и пошел в первый раз с ним гулять. Но я не мог представить, какой он сильный. Он так рванул, что я упал лицом вниз и здорово ободрался. (Потом на работе надо мной смеялись).
Одним словом, нахватал я с ним забот, полон рот.
Спал я в зале на тахте, а он постоянно лез в кресло или на диван. Сгоню его, стукну по заду (визжит, будто его палкой долбанули), засну, а он опять за свое. Да еще научился определять по дыханию, когда я не сплю или просыпаюсь.
Работал я тогда в локомотивном депо Главным конструктором. Депо было в двадцати минутах хода от дома. Вставал в шесть утра, и сразу выводил Рэя на улицу.
Гуляли примерно с час, как и положено с такой собакой. (Я накупил книг по собаководству, и знал, чем и сколько его кормить, чем лечить и сколько гулять).
Потом быстро приводил себя в порядок и бежал на работу.
Жена привозила с работы кости и сбой, которые покупала на рынке, но варить принципиально отказывалась. Я варил, и, согласно рекомендациям, кормил его костным бульоном с сухарями (Хлеб он не ел). Варил также овсянку или засыпал бульон Геркулесом. Так же положено было ему два сырых яйца в неделю и стакан молока через день. Давал также сырые кости, которые он очень любил. И сжирал до последней крошки.
Однажды я хотел ради шутки отнять у него кость, а он куснул меня за руку. При этом страшно перепугался, убежал в зал и залез между тахтой и кроватью. Я попытался его вытянуть, но он растопырил лапы и не вылезал.
Мне надоело с ним возиться, я сел в кресло и сказал ему, чтобы он вылезал, а я его бить не буду. Он тут же вылез, но на всякий случай держался от меня подальше, пока я его не погладил.
Осенью и зимой ходили мы с ним на поля. Причем там он бегал, как полоумный, бросался вплавь в водоемы, даже когда они покрывались льдом. Прибегал весь в репьях, и мне приходилось их с трудом выдирать, так как шерсть у него была длинная.
Однажды в нашу сторону рванулись два здоровенных среднеазиатских алабая, так он, как последний трус, спрятался за мою спину. Но я уже начитался книжек, поэтому заорал на них и стал топать ногами, и они отступили (от меня страхом не пахло).
Однажды к нам зашла жена моего друга, которая прилетела к родным из Америки (они туда эмигрировали в1992 году, и уже имели гражданство). Рэй ей страшно понравился. Она сходила в магазин и купила полкило сарделек, которые он мгновенно слопал. Но когда она стала просить отдать его им, то он опять залез между тахтой и диваном и там растопырился. Он не вылезал оттуда, пока она не ушла.
Так мы и жили, пока не пошла черная полоса. Мне пришлось уйти из депо. Приняли меня на работу в метрополитен начальником КБ, а место работы было на другом конце города. Гулять я уже с ним не мог, и пришлось его отпускать одного. Поначалу было все нормально и он, нагулявшись, приходил к дверям и лаял, пока ему не откроют двери.
Однажды он заболел чумкой. Мне приходилось таскать его на руках на улицу. Здорового я его поднимал запросто, а больного не мог. Висел он, как тряпка. С трудом я таскал я его туда-сюда, да еще на улице приходилось держать, пока он делал свои дела.
Лечил я его ампициллином и водкой. Вначале он брыкался, но потом ему видно понравилось. Это я видел по его довольной пьяной морде. Он выздоровел и заделался настоящим «стукачом».
Дело в том, что я при пересадке заходил в кафешку и пропускал стаканчик водки (соточку). Потом покупал сухой сыр (курт) и по дороге заедал. Когда приходил домой, от меня совсем не пахло спиртным и никто ничего не замечал. Так этот змей кидался на меня, пытаясь облизать все лицо. При этом еще противно скулил. Конечно, жена обо всем догадалась…
Но самое странное было вот в чем. Я его кормил, поил, лечил, а подлизывался он к жене, хоть та его часто ругала за неаккуратность. Видно знал, кто в доме главный!
Часто, оставаясь с ним наедине, я укорял его в этом, обзывая евРЭЙем. Он виновато отворачивал голову, но продолжал к ней подлизываться.
Но когда его у нас украли, то больше всех плакала о нем жена…
Свежие комментарии