Армейские будни… эпилог

«Шкелеты» «бравого ефрейтора»…

 

 

       Знаете, у меня много  мемуарных воспоминаний советских генералов и маршалов. И вот что я заметил. Почти никто, (кроме Рокоссовского и Горбатова) не пишет о своих неудачах и поражениях. Зато другие генералы на них указывают. Чуйков на Василевского (и наоборот), Василевский на Баграмяна, Конев и Рокоссовский  на Жукова.

И все указывают на неточности автора или на желании показать себя в выгодном свете.

       Я хоть по сравнению с ними совсем маленькая величина, но и мне бы не хотелось, чтобы у моих читателей сложилось обо мне впечатление, как об идеальном солдате. Это не так. Идеальных ни людей, ни солдат нет.

       И у меня были моменты, когда дело могло закончиться гауптвахтой и даже трибуналом.

Вот об этом я и хочу рассказать…

 

 

 

       «Шкелет» первый…

 

       Бегом по камням…

       Случилось это в ШМАСе. После присвоения звания ефрейтор назначили меня в первый раз дежурным по роте. Отвратительнее наряда я и не припомню.  В наряде кроме дежурного были трое дневальных. Дневальные по два часа стояли у тумбочки (в ночное время сидели на табуретах), ночью могли поспать по два часа, (в остальное время драили казарму), а вот дежурный не спал сутки.

       До двенадцати ночи дежурство проходило нормально. Дневальные убрали помещения, натерли полы в казарме.  Двое легли отдыхать, один остался сидеть у тумбочки. Я мыкался по всем помещениям, как неприкаянный, не зная, куда себя деть. В казарме тишина, темно, только храп и бормотание спящих слышно.

       Присел я на койку в кубрике, отделение которого ушло в наряд на кухню, и отключился.

       И видится мне, будто нахожусь я на берегу моря, на крутом берегу и почему то босиком. И захотелось мне вниз спуститься. Стал я прыгать с камня на камень. А камни «жесткие», прыгать больно.

       Открыл глаза -  передо мной офицер. Дежурный по части. И пинает он меня по подошве моих сапог с приличной силой.

       Я вскочил с койки… и даже докладывать ему не стал. Семь бед – один комбед!

       Он повернулся и вышел из казармы.

       Утром я явился на разбор. Перед дежурным по части стояли двенадцать дежурных по ротам. И вот он говорит

       - Плохо, товарищи ефрейторы. Подсобные помещения убраны кое-как, в двенадцатой роте после отбоя солдаты телевизор смотрели, а один дежурный, представьте себе, спал.

       Я сделал шаг из строя…

       - Встаньте на место! Я вас не вызывал! Вот так мы Уставы знаем!

       После длительной нотации он всех отпустил. Всех – кроме меня.

       - Ну, так что мне с вами делать? Подскажите?

       - Сажать на губу, товарищ капитан…

       - Смотри-ка, понимает! Что ответственности не боитесь, вам плюс. А за все остальное – минус. Доложите своему командиру. Пусть он сам решает.

       Я ответил – «Есть!» и вышел из кабинета.

       Пришел Пшеничный и я ему все рассказал.

       - Что же ты так? За это губа полагается….

       - Первый раз в таком наряде. Уж лучше бы – на картошку (на кухню).

       - Ладно, два наряда в не очереди, Отработаешь в учебном классе. (Я уже и так там  работал).

       Но самое интересное, что я этому капитану потом стенд запустил, который они списать хотели….

 

       «Шкелет» второй…

 

 

       За пятнадцать минут…

       Второй случай произошел уже в Вольске. Еще до моей аферы с «Ленинским кружком».

       Женатые и женихающиеся солдаты после отбоя бегали в самоволку. А после моих требований стали опасаться.

       Вот и подошел ко мне Димка Фомин (командир нашего отделения) утрясти со мной этот вопрос.

       Я поставил одно условие. Чтобы их можно было найти и вернуть за пятнадцать минут.

       Недалеко от нашей части жила старая женщина. Одинокая. Был у нее дом-пятистенка с пристройкой.  И летняя кухня с утепленным сараем.  Так вот, невесты договорились с ней, чтобы в определенное время она им позволяла там ночевать с кавалерами. Две девушки были замужем за нашими солдатиками.

       Бабуля согласилась. Невесты приходили, убирались, готовили. А после большая часть продуктов оставалась. Да и помещения стали чище, чем были до этого. К тому же, при стирке постельного белья девчонки и ее вещи стирали.

       Вот и слиняли четверо наших стариков в самоволку в мое дежурство по роте, предварительно уложив в койки свернутые шинели.

        А часа в два ночи пришел дежурный по части. Им оказался тот самый офицер, что встретил меня при прибытии в часть.

        Я ему доложил о наличии людей в наряде, в лазарете, на гауптвахте и прочем. При этом, докладывал точно, потому - что он мог потребовать карту нарядов.

       Он осмотрел помещения, и мы прошли в казарму.

       - Сколько в самоволке?

       - Самовольщиков нет, товарищ майор.

       Но обмануть не удалось. Он не стал проверять, поднимая одеяла, а просто, пересчитал шинели…

       Завел он меня в канцелярию и спрашивает

       - А если тревога?

       А я возьми, да и брякни

       -Товарищ майор, пока бегунки разнесут, пока офицеры прибегут, я всех самовольщиков за пятнадцать минут верну...

      - Да ну! А если не вернешь?

      - Тогда – «Губа»…

       - Ну, давай! Время пошло…

       С этими словами он снял часы с руки и положил на стол.

       Я выскочил из канцелярии и сделал знак дневальному. Тот рванул вниз по лестнице.

       Я вернулся в канцелярию и сел напротив дежурного.

       Прошло пятнадцать минут. За дверью – тишина. Майор ехидно улыбнулся

       - Дать еще пару минут?

       - Не надо, товарищ майор…

       - Понятно…Блефануть захотел…

       Мы вышли из канцелярии, и зашли в казарму.

       Он снова пересчитал шинели. Все оказались на месте. Тогда он начал считать по головам. И здесь все сошлось.

       Он покачал головой и ушел. Я все думал, заложит он меня Прунтову, или  - нет?

       Но все обошлось…

 

       «Шкелет» третий…

 

       На губе…

       Содержание солдат на гауптвахте в нашей части было очень жестким. И в этом они сами были виноваты. Ужесточения произошли, когда с работы на территории части удрали в самоволку сразу четверо арестованных. А караульный молодой был. И побоялся пресечь.

       Помещение было серое. У стены -  двухэтажные нары. Шесть откидывающихся нар, закрывающихся на замки. В торце – железный стол с деревянной столешницей, размером с тумбочку. Очень узкая лавка, не позволяющая лежать или сидеть за столом более одного человека. Параши не полагалось. Так как расчет был на то, что арестованных будут водить на работу.

       И вот работы отменили. Арестантов выводили во двор для умывания и туалета. В это время поднимали нары и закрывали на замки. И до восьми вечера. Когда кого-либо «подпирало» он сообщал часовому, и свободный караульный выводил его в туалет типа сортир.

       Поварихи части их очень жалели. И пищи накладывали раза в полтора больше, чем караульным. Не ведая о том, что караульные снимают с этого большую часть.

       И вот я в первый раз пошел в караул разводящим. В арестантской сидело шесть человек. Все из роты охраны.

       Наши ребята принесли им обед. И тут я увидел, что Кучер забирает мясо, гущу и жир из ихнего бачка в наш.

       _ Сашка, ты что делаешь?

       - А что! Мы всегда так делали...

       - Да им и так плохо, а мы даже в этом их обделяем. А вдруг наши сидеть будут, не дай Бог…

 

       Я у дверей губы…

 

       Я переложил все назад и сам отнес «губарям».

       Старший схватил бачок и стал там шарить половником.

       Когда я уходил от них, то видел, что «старшой» смотрит мне в след с недоумением.

       После караула я пошел в роту охраны, нашел там сержантов (ходивших разводящими) и кое-что с ними обговорил.

       Во-первых, с ключа от нар я сделал слепок и отдал сержантам, сказав, что в столешнице есть щель, куда ключ можно прятать.

       В случае «шухера» часовой будет громко кричать, согласно уставу. Или из караулки в стенку сапогом пнут.

       Затем указал на место в сортире, где нужно было оставлять сигареты и письма  арестованным. А после смены караула забирать ответы и отправлять по адресам.

       И договорился, что обирать арестованных никто не будет.

       Вот после этого и началось сплошное нарушение воинской дисциплины.

       Если бы докопались, то меня первого на губу бы упекли…

 

       «Шкелет» четвертый…

 

       Косари…

       Дежурил я на «Неве». Дело было в четверг. Расчет уезжал в часть, и до вторника смены мне не было. Но радоваться мне не пришлось…

      Богдашевский приказал до вторника обкосить территорию станции, заросшую высокой травой.  Так как летом она могла высохнуть и загореться от малейшей искры.

       А я косу ранее в руках никогда не держал.

       Дали мне косу и «точило» … и уехали.

       Метеорологи принесли мне обед. (Так как я один дежурил на станции). Пообедав, я взял косу и вышел на территорию.

       Поширкав точилом, я махнул косой, и вогнал ее наполовину в землю. (Ну, точно, как тот волк, когда зайца выкашивал!).

       Махал я этой косой и так, и сяк, и ничего не получалось!

       А тут по дороге, за колючей проволокой ехал старик на деревенской телеге, в которую была запряжена корова. А в телеге было немного накошенной травы.

        Он остановился, и стал советовать, как надо.

       У меня все не получалось. Вижу, он стал злиться.

       - Чем орать, лучше показал бы, как надо!...

       - Дык, проволока…

       - А я ее подержу…

       Старик перелез ко мне и стал показывать.

       Я у него спросил, почему он на корове ездит. На что он ответил, что он ее пасет. А в это время сено по бочажкам косит. Ведь косить на лугах не разрешают!

       - Сынок, а сено потом куды деваете?

       И тут меня осенило. Я ему и говорю

       - Слышь, дед, распрягай свою корову и гони домой.     Телегу я покараулю, а ты приходи, как стемнеет. Я прожектор направлю, а потом сено погрузить помогу.

      На том и порешили.

       Дед пришел, когда стемнело. Я снял гимнастерку и напялил на него. Потом направил прожектор на нужное место.

        И дед стал косить. А тут звонок дежурного по аэродрому. В бинокль с диспетчерской вышки увидел

     - Слышь, ты че там делаешь?

       - Да Богдашевский приказал траву выкосить. А у меня не получается. Боюсь, не успею. И днем плохо косится. Не то, что ночью…

      - Ну, давай, давай…. косарь хренов.

       За ночь дед все и выкосил. Даже чай пить не стал.

       Под утро мы стаскали сено в телегу и спустили по дороге в овраг.

       Я был рад такой удаче. А где то часов в восемь дед опять приехал на велосипеде. И зовет из-за ограждения.

       Я вышел и говорю

       - Дед, сена больше нет. Приходи на следующий год….

       -Да я не за этим. Там, чуть далее, я травкой гостинчик прикрыл. Ты это, забери, только банки верни. А то старуха ругать будит.

       Пошел я туда, вижу  - две трехлитровых банки с самогоном.

       Сходил я в сарай, принес пустую канистру  и перелил  в нее самогон.

       Дед забрал банки, сказал еще раз – спасибо, и уехал.

        А тут друг пришел. Метеоролог. Завтрак из столовой принес. (Вон он, злодей! В самом верху)

       Зашел в помещение, потянул носом и унюхал. И пристал, как банный лист. Колись, говорит.

        Я ему и показал эту канистру

       - Слышь, это добро у Богдашевского хранить опасно. Я ее заберу и у нас спрячу.

       Ну, я сдуру, и согласился.

       Обед мне никто не принес. А часа в три подошла машина, кого-то там грузили, потом машина уехала.

       Вижу, едет ко мне «Газик». Выходят из него дежурный по аэродрому, Богдашевский и Осипов. Доложил, как полагается. Смотрю, а майор все принюхивается.

       Я ему и говорю, товарищ майор, разрешите, я на вас дыхну?

       - Ну, дыхни…

       Дыхнул я на него… он и отошел. И говорит Осипову

       - Какие то у вас солдаты неправильные. Дед трезвый, а молодые в «умат»!

       А я стою и думаю, вот сейчас спросят, куда сено девал, и загремлю я к остальным увезенным, до кучи!

       Но Богдашевский был настолько рад, что на его объекте этого не случилось, что и не спросил.

        А Гурову повезло, что у него на «Вершине» скульптор дежурил. Некогда ему было…)))

 

       «Шкелет» пятый…

 

       Расстрельная статья…

       А это случилось зимой. Морозы стояли жуткие, а  в этот день еще и пурга была. Дежурил я на «Вершине». Вышел в сарай за дровами для печки. Вижу, за колючей проволокой у склада часовой стоит, спиной о стену облокотившись.

       В сарае наколотых дров не оказалось. Пришлось самому минут десять колоть.

       Вышел я из сарая с дровами. Вижу, часовой, как стоял, так и стоит. И не двигается.

       Отнес я дрова, закинул в печку и пошел посмотреть, что с часовым.

       Издалека кричу, жив ли он. Часовой не отвечает. Подошел   поближе. Ни окрика, ни команды.

       Смотрю, а это – молодой, с пополнения. Видать, в первый раз. Совсем ополоумел. Машу ладонью перед носом – никакой реакции.

       Взял я его за руку, сунул подмышку его карабин и повел к себе в помещение.

       Там я его раздел, постелил его тулуп, уложил, укрыл второй полой тулупа. А сверху еще и шинель свою набросил.

       Он минут десять еще стучал зубами, а потом затих.

       Я знал, что смена  у него должна быть примерно через час. Поэтому решил полчаса не будить.

       А тут открывается дверь, и на пороге стоит майор Дубинин. Он в этот день дежурным по части был.

       Я понял, что влип капитально. Нужно было как то держаться. И я бодро ему отрапортовал.

        Он повернулся и сделал шаг к порогу. Но, друг, вроде бы споткнулся. Потом решительным шагом вышел из комнаты.

       Меня вроде бы отпустило…  Но, повернувшись к печи, я  с ужасом увидел прислоненный и запотевший карабин часового…

       А вот это уже – трибунал!…

 

       Многое еще можно было бы вспомнить по этой теме. И как Дубинин, играя на пианино, бутылками звякнул, когда на педаль нажал. (Ребята туда засунули для встречи Нового Года). Дубинин тогда перестал играть и вышел из Ленинской комнаты. (Но, все же, мне сказал, чтобы я смотрел, чтобы без эксцессов)….  И про то, как я по тревоге босиком на «Каму» бежал, выбравшись в отверстие для самовольщиков. (А все из-за того, что понадеявшись на авось, мы предыдущим днем провод в блоке не припаяли). А бежал я напрямую, опередив машину на полчаса. И в кармане у меня были ключи от секретной станции и печать.

       И еще многое…. Но я и так у вас много времени отнял на чтение моих рассказов…. Уж, не сердитесь…)))