АТЛАСНЫЕ ЛЕНТЫ

         В послевоенные годы подстриженных девочек в школе не жаловали, пусть это будут тоненькие мышиные хвостики, но всё равно косички, подвязанные корзиночкой: левую косичку привязывали к основанию правой, правую – к левой. В косы вплетались тряпичные полоски ткани, лохматенькие, с обстрёпанными боками.
       И вот в продажу стали поступать (редко!) атласные, разного цвета и разной ширины ленты.

        Горожане, жившие впроголодь, набирали дефицитного товара по полмешка и везли в село, чтобы поменять на продукты. О том времени хорошо сказал наш забытый классик в поэме, которая так и называлась – «Хорошо!»:

Иди,

жена,

продай

пиджак,

купи

пшена.

       Колхозники менял недолюбливали, всех подряд называли спекулянтами. Сидят, мол, в своих скворечниках в городе, работать не хотят, а жрать-то хочется. Вот и шныряют по дворам, выискивают, где бы разжиться куском хлеба.

      Атласные ленты как мелкий товар меняли в основном на яйца. Куры водились почти в каждом дворе, на птицу, слава богу, налога не придумали. Хохлатки неслись не по плану, так что всегда можно было взять незаметно из гнезда с десяток яиц, пока родители зарабатывали в колхозе трудодни.                Налюбовавшись обновой, Шура предусмотрительно прятала ленты на печке в укромном месте. С замиранием сердца утром вплетала в косы блестящие ленты, а не какие-нибудь там замусоленные поворозочки из старья. В школе, счастливые, полные гордости за свою страну, декламировали:

Надо мною

небо.

Синий шёлк!

Никогда

не было

так хорошо!

       Для нас, девчонок, синий шёлк ассоциировался с атласными голубыми лентами. Теперь косы разрешали носить висящими, не подвязанными. Мы выставляли их наружу даже зимой, ленты трепетали на ветру, перекатывались по спине, и от этого нам действительно было «так хорошо!» Как всякий натуральный материал, ленты очень мялись, возникла проблема – как их погладить?

       У не совсем бедных людей были небольшие чугунные литые утюги, которые нагревали на плите, но в печках горело такое топливо, как корешки от пдсолнухов, объеденная кукурузная бодылка, а то и просто всякий бурьян, от которого тепла было как от козла молока. Редко у кого в доме имелся так называемый паровой утюг, пустой внутри, сверху закрывающийся крышкой.               Внутрь насыпали горящих угольков, которые раздували, размахивая утюгом, на ветру. Такой утюг дольше держал температуру, и ленты гладились им хорошо. Нашу семью негласно относили к классу голодранцев, которым никакие утюги и не снились. Но голь на выдумки хитра, и Варюха придумала способ глажения сама. Чуть влажные ленты туго накручивались на круглые быльца кровати; чтоб не распустились, завязывала их сверху нитками или верёвочками. И до утра. Придумала она и способ хранения своих сокровищ: каждую ленту скатывала в рулончик, перевязав его посередине десятым номером ниток. Бочоночки с талией по росту (в зависимости от ширины ленты) выставляла рядком на припечке. Отодвинувшись на край печки, осматривала как бы со стороны, и душа от радости мягким комочком прыгала в груди.

       Пришла однажды в гости с ночёвкой двоюродная сестра. Варя с радостью выставила свои богатства, бережно разматывали каждый рулончик и тихо любовались. На другой день Маруся ушла домой с утра, чтобы успеть собраться в школу. Вечером Варя не нашла на месте ни одной ленты. Вся зарёванная, она жаловалась матери, что Маруська украла все её ленты.

- Ну что тебе сказать, - утешала мать, - пойди к ней, спроси, может, в другое место положила.

          Открыв дверь в хату, Варюха сходу выдала:

- Маруська, бессовестная, отдай мои ленты, ты их украла.

        Маруся, приоткрыв рот, с минуту молча смотрела на сестрицу, потом тихо ответила: «Я их положила на досточку, что около трубы, на комене». Варя, обескураженная, почувствовала, как жарко стало лицу.

- И кто тебя просил туда ставить? – спасалась она как могла.

     Скатанные рулончики, теперь уже тусклые и невыразительные по цвету, действительно стояли рядком там, где указала Маруся. С тех пор от одной мысли о «бессовестной Маруське», укравшей ленты, Варю бросало в жар, а сердце начинало беспокойно биться. Чувство стыда не покидало её долго, как пораненное место после занозы.

 

                                        Ноябрь, 2011г.