ИЗУМРУДНЫЙ ОГОНЁК
ИЗУМРУДНЫЙ ОГОНЁК
«В сознании всегда есть место чуду».
После войны в Афганистане он стал приметным человеком. Не по своей внешности. Воткни его в толпу, и его лицо сольётся с другими лицами, а потом вытащи назад и не увидишь ничего примечательного.
Приметным он стал потому, что начал верить в различные дурные приметы, доводившие его до мнительности, что он неизлечимо болен. Напряжение на войне отбивало все болезни. Его сущность концентрировалось в одной цели: выжить, а мелкие неприятности, наскакивавшие на него, он отметал, как шелуху. Он даже не жил, а существовал в сугубо личных привычках инстинкта, чувствах, сознания. Это привело его к суженной системе восприятия окружающего, в котором первое место занимало своё «Я», так как он думал, что, не защитив себя, он не сможет больше защищать других.
В этой системе он научился убивать. Он не то, что не пытался выглянуть за её пределы, он просто не мог, так как в прошедшие несколько лет находился в скомканном, извращённом, заутюженным и замороженным убийствами мире. А когда он оказался вне этой системы, и вышел в мирную жизнь, он стал растерянным и, как ему казалось, даже лишним из-за своих мыслей, которые были вирусами военного прошлого. Он заражал ими окружающих, сам того не понимая тем самым отталкивал и отчуждал их от себя.
Он чувствовал, что его никто не подстерегал, как было на войне. Его враг был внутри, невидимый и безликий. Болезни, словно ворохом посыпались на него, распуская свитые в окопах в комок нервы. Достаточно было лёгкой, незначительной боли ущипнуть его тело, скользнуть, словно лёгкий ветерок, как испуг переклинивал воображение, ломал остатки здравомыслящего сознания, которое выдумывало кучу болезненных, запутанных мыслей и опасностей. Это доводило его до паники. А паника вызывала страх, который мучил и калечил и без того его затеснённое восприятие, сужая его до пределов щели, через которую он рассматривал окружающее. К врачам он не обращался, так как опасался, что они примут его за сумасшедшего.
Однажды, прогуливаясь тёмным утром, он увидел вдали городскую вышку, наверху которой светились два красных фонаря, а в середине ещё два красных фонаря. Они были похожи на кровавые глаза, а между ними стелилась темень
- В эту темень я, видимо, скоро и нырну, - сказал он.- Не выдержу.
Ночью он не мог спать. Воображение доводило его до приступов, после которых он часами лежал неподвижно, пытаясь склеить разбегавшиеся мысли и чувства воедино. Мысль о бессоннице так засела в его голове, что вечерами он уходил в маленькую комнату, закрывался и никого не пускал, надеясь, что тишина нагонит сон. Если ему и удавалось на короткое время уснуть, то просыпался он с воспоминаниями о военном прошлом, которое казалось ему настоящей, полной сил жизнью.
Как-то поддавшись сцепившимся между собой мыслям, которые, словно раздирали его голову, он встал ночью и вышел на улицу, не соображая, куда же он хочет идти. Он посмотрел на красные фонари на городской вышке. Ему казалось, что они расстреливали его, жгли, палили, превращая в пепел. Он чувствовал, как слабеет, клониться к земле. Он упал бы, но рядом с вышкой он заметил, почему он раньше не обращал на неё внимания, звезду, испускавшую яркий изумрудный свет.
Он долго и внимательно смотрел на неё, как на чудо, чувствуя, как из души постепенно стали исчезать страхи о болезни, вместо которых появлялась мысли об уверенности в себе. Они шли волнами, выпрямляя смятое и измученное сознание, выметая из себя мысли о себе, как о лишнем человеке, пробегали по всему телу и были настолько сильными, что он вначале улыбнулся, а потом тихо засмеялся. Ему казалось, что это смеётся не он, он давно не слышал свой смех, но рядом никого не было, и он уверовал.
Возвращаясь, он с удивлением рассматривал свет в окошках просыпающихся домов, который он раньше не замечал, погруженный в себя, но всё равно, держа в душе загоревшийся изумрудный «огонёк», он думал, что на свете нет ничего вечного, что всё является уходящим и приходящим, в потоках которых находится человек...
Свежие комментарии