Жизнь, как погода... Главы 13,14.

     Виктор о себе больше не напоминал, как я и просила. И через пару месяцев мне стало гораздо легче. Я взяла в июне отпуск, уехала к Елене Сергеевне, и, как всегда, меня здорово подлечила природа.

     У мамы появился диабет, поэтому чувствовала она себя намного хуже, особенно в жаркие летние дни.

     Почти все мои печали и горести отступили. Мне просто некогда было им подчиняться. И это прекрасно.

     На работу я вышла 14 июля. Взялась за дела с энтузиазмом, с применением новых знаний. У меня появились новые клиенты. Меня стали уважать и узнавать на улице. Я жила, дышала полной грудью. И лишь изредка, в дурную погоду, сидя без дела у телевизора, где-то внутри себя нет-нет, да и ощущала шевеление червя моих горестей и печалей. Поскольку я уже несколько месяцев сама водила машину, поднаторев в этом деле особенно на лесных дорогах, мне удавалось и в будние дни мотаться к Елене Сергеевне. Ей теперь нужен был особый уход, а мне это было необременительно.

     И в тот день в очередной раз после работы я ехала проведать моего единственного близкого человека. С этого я и начала рассказ своей истории.

====================

     Была скверная предосенняя погода, дождь лил как из ведра. Я выехала на тёмную загородную дорогу… Меня слепили встречные машины. Я знала: вот-вот должен быть крутой поворот влево, за ближайшим пригорком. Но где он, этот пригорок? Темно, как в пещере. Резкий бело-голубой свет галогенок больно ударил по глазам. От неожиданности, уходя от этого внезапного препятствия, я резко повернула руль вправо и… Я ничего не успела понять: тряска, меня бросило вправо, потом я ощутила чувство полёта вверх. Больно ударилась головой, потом грудью о руль, ещё раз… Но это падение было каким-то мягким, если можно так выразиться. И, наконец, меня пригвоздило к сиденью, пару раз резко качнув из стороны в сторону. Машина встала как вкопанная. Это я только потом поняла, что машину, съехавшую в кювет, перевернуло два раза с ног на голову и обратно. Теперь я даже не знаю, жала ли я на педаль тормоза, или двигатель сам заглох. Но тогда, как только меня прекратило бросать во все стороны, как только я увидела перед самым носом машины, то есть её капота, огромную преграду в кромешной темноте, оказавшуюся толстенным стволом дерева, я опустила голову на руль и сначала беззвучно, затем всё громче в голос разрыдалась. И теперь уже слёзы, застилавшие глаза, мешали мне видеть окружающее пространство. Я плакала и плакала. Очень долго плакала. Никто не знал, что я внизу, у подножия высокой дорожной насыпи, в высоком августовском разнотравье… Никто не видел, как я туда скатилась. Даже тот водитель встречной машины, что ослепил меня, так и не понял, что, нарушив правила, он чуть не привёл меня к гибели. Я медленно открыла дверцу, выползла из машины, оглядела её, насколько это было возможно во тьме. Никаких вмятин я, конечно, не обнаружила. Попытаться включить фары я не сообразила, а свет от проезжающих над насыпью машин сюда совсем не попадал. Я, шатаясь от расстройства, поползла наверх, хватаясь за мокрые стебли травы. Ноги соскальзывали, но я упорно лезла вверх, не замечая, что вода от проливного дождя добралась уже до нижнего белья… Я выползла на повороте вероятно так внезапно, что, медленно ехавшая машина, резко затормозила. Из неё, секунду спустя, выбежал испуганный водитель. Но он не стал махать на меня руками и ругаться. Он схватил меня за плечи и спросил:

     - Что? Что с Вами? Что случилось? Вы целы?

     Я смотрела на него почти безучастно и только всхлипывала.

     - Что-нибудь ответьте! – тряс он меня, как куклу. Но, так ничего и не добившись, потащил к своей машине. Открыл правую переднюю дверцу и усадил на кресло. Закрыл дверцу, сам сел на место водителя и повернулся ко мне. Наклонив голову, внимательно оглядел меня, потрогал зачем-то волосы и спросил:

     - Ну, что, пришли в себя? Может, произнесете хоть звук?

    Я подняла голову, посмотрела на мужчину и, глубоко вздохнув, кивнула, а затем произнесла хриплым голосом:

     - Там… там внизу моя машина. Этот гад не переключил дальний, меня ослепило, ну и…Я даже не помню, как там оказалась. 

Меня начало знобить, то ли от перенесённого очередного стресса, то ли от холода, ведь я промокла до нитки. А дождь в конце августа ночью уже никак не назовёшь тёплым. Водитель просунул руку между сиденьями, взял, лежавший на заднем сиденье плед, и стал торопливо укутывать меня. А потом быстро сдёрнул его и сказал:

     - Нет. Так Вы не согреетесь. Давайте-ка так - я пойду, взгляну, что там с Вашим «Мустангом», а Вы пока снимите с себя всё мокрое и укутайтесь в это…- С этими словами он включил в машине печку и, выходя, положил плед на своё место.

     - Нет, это ещё не всё, фонарик нужен, - он залез в бардачок, пошарив, достал там средних размеров круглый металлический фонарик и потом, захлопнув за собой дверцу, побрёл под проливным дождём к тому месту, где чуть не сбил меня. Покачав головой, он стал спускаться и почти сразу же исчез из виду. Мои зубы выбивали чечётку. Я, кажется, уже привыкшая к стрессам, быстро пришла в себя, стала рассуждать:

     - Ничего дурного, конечно, у водителя на уме нет. Так что и опасного в том, что я буду почти раздета, нет. Что толку в одежде, если что-то грозит жизни? - Так что я начала быстро стягивать с себя мокрую одежду. Осталась я лишь в трусиках. Остальное всё скомкала и завернула в промокший кардиган. Складывать одежду аккуратно мне было очень неудобно, да и неприятно: с неё текло. К тому же я спешила, чтобы успеть проделать все манипуляции, пока не вернулся хозяин машины. Я завернулась в довольно большой плед так, как это обычно делают, заворачиваясь в полотенце при выходе из ванной. Мне удалось почти два раза обернуть его вокруг себя. Да ещё кусок остался. Мне стало теплее, но волосы были очень мокрыми, и холодная дождевая вода стекала с них мне на плечи. Я закрутила сзади волосы в жгутик и завязала в узелок. На какое-то время это помогло. Вода стала впитываться в спинку сиденья, на которое я оперлась головой. Сразу стало уютнее. А тут и мой спаситель показался над краем дороги. Он быстро вскарабкался наверх. Подошёл к своей машине и деликатно постучал в окошечко. Я наклонилась, показывая, что уже готова и махнула, приглашающим жестом. Водитель открыл дверцу, быстро, спасаясь от дождя, забрался на сиденье, смахнул с лица струи дождя и сказал:

     - Да-а… Вам, надо сказать, повезло. Машина почти в идеальном состоянии. Только на крыше вмятина, но это ерунда. Вы-то как? Нигде не поранились? Там, знаете ли, деревце такое объёмистое прямо перед носом машины стоит… растёт. То есть, я это к чему? Ещё бы чуть и… могло быть очень худо. Да ещё и скорость, наверное, была небольшая. Чудом Вы спаслись. Прямо чудом.

     - Да, я уже поняла это. И что же мне теперь делать? Как вытащить оттуда мою машину?

     - А это мы сейчас уладим. – И водитель вытащил мобильник. Потыкав в кнопочки, он приложил к губам палец, давая понять, что плохо слышно, и крепче прижал трубку к уху, а другое ухо прикрыл ладонью. - Алло, у меня тут машина в кювет юркнула на повороте к Лебедевскому лесничеству. Да нет… Нет, только вытащить наверх. Всё в порядке. Нет, не надо «Скорую», нет. А когда?… О, кей! Ждём.

     - Ну вот, обещают минут через 15-20 прислать эвакуатор. Подождём? Не бросать же.

     - А… а как же Вы, такой мокрый весь, заболеете ещё?

     - Ничего! Я закалённый. Даже звание мастера спорта имею по тяжёлой атлетике. Может, и слышали, когда выступал раньше за сборную? По телику часто показывали. Сергей Кашников. Или не интересуетесь?

     - Да, вообще-то не особенно. Но, вроде, знакомая фамилия. А что же сейчас? Бросили спорт или ещё занимаетесь?

     - Не бросил. Но из команды ушёл. Переквалифицировался, так сказать, на «гражданский» труд. Травма у меня была, связка подколенная порвалась и неправильно что-то сшили… Короче, последствия не позволяют теперь штангой заниматься. А я успел в своё время закончить техникум радиотехнический, а в прошлом году заочно защитил диплом в строительном институте. Теперь работаю прорабом на нашей городской новостройке в «Монастырьке». Строим молодёжно-спортивный комплекс. Знаете тот район?

     - Да, я живу там, рядом совсем.

     - А где, если не секрет?

     - На Зверева, 37.

     - Так мы соседи. А вот я даже не знаю, как соседку зовут…

     - Хм, - ухмыльнулась я. – Оля, - и я протянула руку.

     - А как по…

     - Что, Вы хотите сказать, что я так старо выгляжу?

     - Да нет, что Вы. Просто неудобно как-то сразу. Оля… Ну, ладно. Оля, так Оля, – сказал Сергей, не выпуская мою руку из своей. - Сейчас подъедут, вытащат Вашу машину, и я отвезу её на буксире… куда?

     - Вообще-то я ехала к свекрови, в лесничество. Но… неудобно как-то. Я Вас так задерживаю.

     - Ничего. Кстати, а я тоже еду в лесничество. К Елене Сергеевне. Не она ли Ваша свекровь?

     - Да…

     - Но у неё же сын единственный погиб… И, вроде, нет больше никого.

     - Да, Женя погиб. Это мой муж. А мне Елена Сергеевна как мама. Я её очень люблю и уважаю. А Вы-то её откуда знаете?

     - Да я в школе учился вместе с Жекой, в старших классах. Дружили мы очень, а потом как-то потерялись совсем. Я вечно в разъездах, Женька весь в науке. Вот, четыре года назад я осел, наконец, да пока устраивался. Потом жена моя ушла… в смысле, умерла. Одиноко было, и я стал как-то друзей старых разыскивать. Собрал большую часть наших одноклассников, а Женьки не было. Ребята сказали, что он в Красноярске где-то. Вот я в июле решил съездить к его родителям. Узнать адрес. Приехал, а Елена Сергеевна сказала, что Женя как раз с женой в отпуске здесь. Но пока нет дома, уехали в лес за черникой. Я прождал вас часа четыре. А потом уехал, решив посетить в следующий выходной. В следующий, у меня не получилось. А вот в начале августа я вновь приехал. Но меня встретил замок на двери. Пока ходил окрест, искал, может, кто на огороде, или рядом, в лесу, подъехала машина. Из неё кто-то вышел, открыл замок и вошёл в дом. Ну, я - следом. Оказалось, что это Хорин Юрка, племяш Евсеича. Он мне и рассказал, что Женя погиб, и Евсеич тоже, а Елена Сергеевна сейчас лежит в больнице. Юрка же приехал хозяйство проведать. Я был в шоке от того, что Женька мог так нелепо погибнуть. Это было для меня ударом. Вот, теперь я изредка приезжаю к Елене Сергеевне. Вообще-то, только недавно стал приезжать. Долго не мог к ней заявиться. А потом всё же решился помощь свою предложить. Правда, она отказывается всегда, говорит, что родные помогают. Но я в последнее время имею выходной среди недели. Родственники-то по выходным приезжают. Вот я уже три недели к ней в среду езжу.

     А на этой неделе у меня выходные были в субботу и воскресенье. В среду я не был. Так что решил съездить сегодня. Тем более что завтра мне надо бы на банкет попасть. У моего коллеги 60-летний юбилей. Вот так вот. Так что мне с Вами, Оля, как раз по пути.

     - Ага, вот откуда я знаю Вашу фамилию. Мама рассказывала о Вашем визите. И потом, Женя мне рассказывал о Вас. Вы уж извините. Спортом, особенно тяжёлой атлетикой, я никогда не интересовалась. Скорее всего, из-за недостатка времени. Я ведь на Курилах родилась и выросла. Там как-то не до того было, да и телевизоры не у всех были. А потом я училась, лечилась, теперь работа всё время отнимает. Я семейным участковым работаю. А практически все выходные бываю занята у Елены Сергеевны.

     - О! Это не за нами? – увидев огромную машину с жёлтой мигалкой, спросила я. Сергей обернулся.

     – Да. Они. Отлично, - и он быстро выпрыгнул из машины.

    Пока Сергей договаривался о чём-то с водителем, жестами указывая то на меня, то в кювет, вероятно, на мою машину, я, кутаясь в плед, думала о том, какими странными бывают в жизни стечения обстоятельств. И о том, не вызовет ли какие-нибудь подозрения у Елены Сергеевны моё появление в обнажённом виде в сопровождении давнего друга её сына.

     Минут 7-10 всего ушло на то, чтобы вытащить мою машину и поставить её на трассу. Потом ещё минут пять Сергей оформлял в кабине эвакуатора какие-то бумажки. Затем он достал из своего багажника кусок фалы, служащий буксировочным тросом, прицепил его к переднему бамперу моей машины, затем – к заднему своей машины. И, совсем вымокший и замёрзший, влез на своё сиденье, потирая руки.

     - Однако… дождь-то просто осенний, холодный – жуть… Ну, что, Оля, Вы когда-нибудь пробовали тащиться на буксире?

     - Нет…

     - Я думаю, Вы бы справились, но мне как-то неловко снова выгонять Вас под дождь.

     - Но как же? На мягкой сцепке буксировать без водителя нельзя…

     - Вообще-то да. Но нам тут осталось буквально три км.

     - Если быть точным, то шесть км. И всё же я пересяду в свою машину.

     - Тогда вот что. Не тормозите, а то колодки сотрёте, просто старайтесь удержать…

     - А что, она сама точно не поедет?…

     - А Вы что, сможете после такого стресса вести сами? - Конечно. Я уже совсем спокойна. Я медленно-медленно буду ехать.

     - Ну, это, конечно, было бы лучше всего. И всё же, давайте, Вы будете впереди, а я сразу за Вами. Идёт?

     - Да. – И я открыла дверцу.

     - Нет, погодите, Оля. Я дам Вам накинуть на плечи что-нибудь, не мокнуть же Вам снова, - с этими словами Сергей перегнулся снова к заднему сиденью, пошарил там и протянул мне курточку от спецовки. От неё сильно пахло машинным маслом и бензином. Но, зато она была на ощупь похожей на брезентовую, и это могло вполне прикрыть меня от холодных струй дождя. Накинув на себя куртку, я быстро перебежала в свою машину, забыв про трос. Но Сергей уже отцеплял его под дождём. Ключи, естественно, я оставила в замке зажигания. Так они здесь и висели... Я попробовала завести двигатель. Он совершенно без колебаний послушался и сразу мерно загудел. Я проверила фары, включила «аварийку» и, медленно тронувшись с места, обошла слева машину Сергея. Он махнул мне через стекло, что готов к движению.

     Так я с эскортом, не спеша, проехала остаток пути. Дождь чуть поутих. В доме было совсем темно, во дворе тоже. Накинув на голову курточку Сергея, я выбежала из машины, быстренько открыла ворота и въехала во двор, оставив порядочное пространство Сергею для парковки. Елена Сергеевна, видимо, ещё не спала. Она ждала моего визита и, наверное, даже волновалась, что меня так долго нет. Зажёгся свет в прихожей, затем на кухне послышался звук отодвигаемой щеколды, запирающей дверь изнутри. Но никто не вышел. Я поняла, что мама сегодня неважно себя чувствует. Да и мудрено ли в такую-то непогоду. Тем более, очень не хотелось расстраивать её своим видом. Но не натягивать же, в конце концов, на себя теперь мокрую холодную одежду.

     «Будь, что будет», подумала я. Заперла машину, ворота, подождала, пока Сергей справился с парковкой, снова намокая под теперь уже мелким, как пыль дождём, и сказала:

     - Ну, пошли сушиться. Кстати, мои вещи-то…

     - Я взял их. Пойдёмте, Оля.- И мы почти вбежали на крыльцо. Вошли в прихожую, и я услышала шум закипающего чайника на плите, почувствовала уютное тепло слегка протопленного деревянного дома и заглянула в кухню.

     Елена Сергеевна сидела в углу стола. Увидев меня, она всплеснула руками.

     - Деточка, Олечка, что это? Ты в чём это одета, матушка? Вымокла, небось? Чай, в машине-то была? А кто там ещё с тобой приехал? - встав и медленно двигаясь ко мне, пропела мама.

     - Ой, вымокла, мама, как курица. А со мной гость к Вам ехал. Вот, мы оба мокрые совсем, - растерянно и смущённо лепетала я.

     - А-а, Серёженька. Батюшки, а ты-то весь промок. Это где же вас обоих так угораздило? Ай, льёт так, что до крыльца не добежать сухими? – уже подозрительно, как мне показалось, пропела Елена Сергеевна.

     - Батюшки, Оля! Да ты и без одежды совсем. Что ж стряслось-то?

     - Да вот, я в дороге сломалась, - врала я напропалую, скорее, чтобы не волновать аварией маму, - пыталась сама починиться, да не удалось. Вот и вымокла вся до нитки. А тут вот ехал добрый мужчина. Пожалел меня, решил помочь и тоже вымок весь. Правда, ему удалось справиться с поломкой. А оказалось, что он тоже как раз ехал к Вам, мама. Вот мы оба мокрые и заявились.

     - А чё ж ты, детка, раздетая-то совсем?

     - Да вот  машину не хотела промочить, текло ведь с меня, как из мочалки. Я и решила в плед завернуться, хорошо плед лежал на заднем сиденье… Ой, Сергей… э-э… раздевайтесь. Я сейчас что-нибудь подыщу Вам сухое надеть.

     - Да, да, давайте-ка к лежаночке. Вот, протопила сегодня немного. Сейчас чаёк поспеет. Да и от ужина тёплое всё осталось, - закудахтала вокруг Сергея сердобольная мамаша.

     Я побежала в спальню. Это была наша с Женей комната, когда мы приезжали. Так она и стояла всегда прибранная, ждала меня. Даже, когда приезжали гости, в эту комнату мать никогда никого не селила. Я нашла, во что переодеться. Среди вещей Жени, которые бережливая мама не хотела раздавать или выбрасывать, я нашла спортивный костюм, почти новую рубашку из фланели в клетку, новые носки, даже новые трусы. Но последнее я как-то постеснялась предлагать практически незнакомому мужчине, и вынесла всё это Сергею, который пока снял с себя только рубашку и носки. Мы с Еленой Сергеевной деликатно удалились, дав возможность Сергею переодеться в сухое. Затем я занялась развешиванием на стульях возле лежанки и печки нашей мокрой одежды, а мама суетливо накрывала для нас на стол, чтобы согрелись и подкрепились. Сергей не стал скромничать и споро навалился на пюре с жареным мясом и салат из свежих помидор с растительным маслом и репчатым луком, приговаривая, как он любит такой салат, и как он вообще изголодался по домашней кухне. Естественно, что делами заниматься мы уже никакими не могли, так как было уже очень поздно. Да и домашнее тепло разморило нас донельзя.

     Мама уложила нас спать, да и сама, тяжело дыша, пошлёпала в свою комнатушку. Когда везде погас свет, я быстро погрузилась в сон, убаюканная теплом, уютом, тишиной и мерным поскрёбыванием по стеклу мелкого, но частого дождичка.

     После того случая Сергея я не видела три недели. А потом, в одну из суббот, мы с ним встретились снова у Елены Сергеевны. Машину я действительно почти не повредила. Вмятину в крыше мне отрихтовали так, что совсем ничего не было заметно. Видимых царапин тоже нигде не было. Мама так ничего и не узнала о том, что чуть было не потеряла ещё и сноху. Сергея я попросила не говорить ей ничего. Так Елена Сергеевна и поверила в мой рассказ о поломке в дороге. Я старалась всё это время не вспоминать о Сергее. Но Елена Сергеевна в каждый мой приезд как бы невзначай заводила разговор о Жене, его друзьях и переходила к более подробным рассказам о Сергее. Теперь я уже знала, что Кашников стал лучшим другом Жени в новой городской школе. Что он учился очень хорошо, отца у него не было, а мама приезжала погостить к Ребдевым (это, кстати, фамилия Жени, а теперь и моя), в лес за ягодами-грибами походить. Очень хорошая женщина, тихая, добрая, умерла, когда Серёжа уже ушёл из большого спорта. Она сильно переживала о здоровье сына, а у самой-то был рак. Но она сыну ничего не сказала и только, когда уже у неё отнялась речь, соседи вызвали Сергея. Тогда он узнал страшную правду. Но сделать ничего уже было нельзя. Через шесть дней Мария Павловна умерла. 

     Елена Сергеевна продолжала свой рассказ:

     - Родила-то она Сергея уже в сорок два года. Поздно вышла замуж, вот и не могла бороться с болезнью, ведь на тот момент ей было уже семьдесят четыре или семьдесят пять лет. А Сергей был известным спортсменом. Не курил, не пил. Положительный такой, что дальше некуда. Женился тоже очень поздно, да жена ещё и старше его на восемь или девять лет была, вот и не смогла в таком возрасте разродиться. Ни её, ни дитя не спасли. Так и остался он один. А, когда Женя-то наш погиб – это было через год, как жена Сергея умерла – он так тяжело переживал, что почти два года ко мне придти не мог. Говорит, больно было даже думать о жене, друге, обо всем, что напоминало о них. Но время-то, детка, хороший доктор. Лечит ВСЁ время. Да не у всех… - Вот хороший-то парень какой, и родней мне родни нашей – сам помогает, ни о чём и просить-то не надо... Да и руки золотые, и голова-то - целый дом советов, и зарабатывает очень прилично, и красавец, и аккуратный, и уважительный, и… и… целый клад, просто…

     Надо признаться, что я не сразу поняла, что мама сватает мне Сергея Кашникова. Наоборот, вначале подумывала, что она просто пытается свои подозрения насчёт нашей связи развеять или подтвердить, наблюдая за моей реакцией во время её рассказов.

    Но, под Новый год Елена Сергеевна попала в больницу. Была в коме. А я дежурила у её постели восемь дней, пока та не пришла в себя. Диабет развивался стремительно, никакие дозы инсулина уже не помогали. Назревал вопрос резекции поджелудочной железы. Но это – неминуемая смерть через некоторое время, а для пожилого человека, возможно, и сразу. Мама знала это. И не хотела операции. Она была уверена, что так протянет еще какое-то время, а после операции вовсе не проснётся. Переубедить её никто не смог. Поэтому лежала она в больнице под капельницами ещё целых два месяца. Сергей часто тоже дежурил у койки Елены Сергеевны, сменяя меня. Только на ночь он никогда возле неё не оставался. Он признался мне, что просто боится, что это произойдёт ночью. Он не сможет пережить, ещё старые раны не зажили… Я понимала его. И вообще мужчины боятся всего куда сильнее женщин, хоть и твердят, что они – сильный пол, но это, наверное, только относительно поднятия тяжестей, да и то…

     Вообще мы с Сергеем часто встречались в больнице, спускались в кафе выпить кофе, перекусить чего-нибудь. Много болтали о том, о сём. Но никогда нигде больше не пересекались, то есть, не виделись. За последние месяцы я измоталась совсем. Осунулась, похудела – днём старалась до обеда обежать всех своих больных. Консультации теперь чаще давала по телефону. А к вечеру неслась в больницу, к постели страдающей мамы. Как ни старались мои коллеги, болезнь прогрессировала. На фоне диабета у мамы появились зудящие гнойники по всему телу. Потом от постоянных капельниц стали отказывать почки, и приключилась подбрюшинная водянка. Потом на ногах появились трофические язвы. Всё это проявлялось в довольно короткие сроки. Чувствовалось, что организм совсем перестал бороться. Мама уже почти не вставала с постели. И вот, в конце февраля у неё началась гангрена правой голени. Операцию даже не предлагали – она бы её не выдержала.

     С первого марта мне пришлось взять отпуск за свой счёт. Я чувствовала, что конец уже совсем близок. Дома, когда приходила принять душ и переодеться, я всё время рыдала. Но у постели мамы всегда старалась быть бодрой и весёлой. Хотя это мне не всегда удавалось. И вот пятого марта мама, уже не встававшая семь дней даже в туалет, уже даже воды не принимавшая через желудок, еле слышным от слабости голосом, сказала, что хочет со мной серьёзно поговорить.

     - Оленька, деточка, я знаю, что завтра уже не увижу света, только не перечь, - остановила мои попытки возразить Елена Сергеевна. – Я хотела тебе вот что сказать. Всё старалась тебе намекнуть, да ты и не поняла ничего. Ты к Серёженьке-то приглядись. Больно хороший он парень. Настрадалась ты, как и он. Поймёте вы друг дружку, жалеться будете. Хорошая у вас пара будет. Я полюбила тебя, как дочку родную. Хочу я, чтобы ты, наконец, счастливой была. Серёже ты нравишься шибко. Полюбишь и ты его. Я знаю, что говорю, - категорически и твёрдо сказала мама, вновь не давая мне возразить. - Из приличия ты отрицаешь, а, может, и впрямь, второго Женю ищешь. Только пойми, одинаковых людей не сыскать. А Сергей тебе верной опорой будет в жизни. Хватит тебе маяться одной. Пора уже отдохнуть от горя. Он сильный, здоровый. Помогать тебе в жизни будет. Не упусти эту птицу свою, дочушка, не упусти…

     - Да, вот ещё что, - помолчав, добавила мама. – Как-то Евсеич набрёл на землянку в глухом лесу. Там истлевший труп был, кости одни… Он похоронил останки того бедняги, да, пытаясь определить, кто это был, что за человек, перевернул все вещи. И нашёл там схованку в пещерке в стене. Там лежали в тряпице разные вещи дорогие. Всё золото: браслет, колье, кольца, монеты. Много всего. Отец это всё домой-то принёс, припрятал. Мне долго ничего не говорил. А то, как-то подвыпимши, расплакался и рассказал свою тайну-то. Да и оба мы потом побоялись, что нас прижучат власти-то. Вот и молчали. Даже сдать боялись… Да время теперь другое. Думаю, сможешь пользоваться ты этим смело теперь, дочка. Там, в сараюшке-то, где лошадь наша стояла. В самом дальнем углу кусок стены кирпичный. Так разбери их, эти кирпичики-то, а там увидишь… Возьми, пользуйся, деточка. Я люблю тебя очень. И счастья хочу тебе… Ты не гнушайся… - уже с придыханием повторяла мама. – Не брезгуй. Тебе это только и достанется теперь. Будь благословенна, дочка…Укольчик бы мне. Больно очень…

     Я позвала сестру. Та уколола маме морфий. Поправляя постель, ошеломлённая, я повторяла:

     - Поспите, мама, поспите. Надо отдохнуть…

     - Да, дочка, я посплю. А ты помни слова-то мои. Я устала теперь. Да вот уж вечно отдыхать-то буду. Не серчай на меня… - И Елена Сергеевна, прикрыв веки, провалилась в глубокий мир Морфея.

     Но, как утром оказалось, сон этот стал вечным… Хоть я уже была и готова, но ещё одна смерть чуть не подкосила мои последние силы. И только Сергей оказался в это время мне действительно опорой. Он помогал мне во всём по погребению мамы, так тихо ушедшей из мира живых. После похорон я не могла оставаться одна, особенно в первое время. Мне было жутко, одиноко и горько. Я вышла на работу. Но была совсем не способна помогать людям. На меня навалилась дикая апатия. Коллеги посоветовали мне взять очередной отпуск и уехать куда-нибудь отдохнуть от всего, подлечиться. Сергей советовал мне то же.

     И вот, отметив девять дней, я взяла-таки отпуск. Созвонилась с Шуркой, получила от неё по факсу вызов и улетела на родину. Я думала пробыть в Рейдово весь отпуск. Но меня раздражали абсолютно все: вечно пьяный Олег, совершенно потерявший человеческий облик;  Жанка, за столько лет никак не усмирившая свою сексуальную распущенность; ставшая совсем безобразной, овдовевшая Шурка - она опустилась так, что от неё даже запах улавливался, как от бомжа, вечно в нестиранном рванье, растрепанные волосы… Ужас. Я не смогла выдержать там больше недели и вернулась в Ачинск.