ПРИКИД И КОГДА СМЕРТЬ ВСЁ ВРЕМЯ РЯДОМ.
(Эти две истории произошли в один день, поэтому я и поставил их вместе)
1.1.Прикид.
Переплетаются истории. Идут рядом. Или одна вытекает с другой, но нет историй, которые жили бы отдельно. Иногда, кажется, что далеко отстоят некоторые друг от друга, а задумаешься, начинаешь проникать в них и видишь, что все они связаны жизнью.
А началось первая история с безобидного, ординарного случая, о котором, может быть, и вспоминать не стоило бы, но если уж начал, то останавливаться нечего. Припарила жизнь монетой. Нужны были деньги. Только не на водку. Мне её продавщицы в нашем магазине в долг могут дать, но я не пью её, потому что когда выпьешь – на душе легче становится, а проблема, как топталась на месте, так и топчется.
Не развязывается, а ещё сильнее в жгут свивается. Сознание в таких случаях разваливается на враждующие стороны. Некоторые в нелёгких денежных ситуациях впадают в панику, где достать? У меня наоборот. Поднимается настроение, потому что я понимаю, что именно с этого момента и начинается денежное общение с окружающими, которому отведено и самое почётное место, и самое захудалое. На почётном месте даже медный пятак имеет вес миллиарда, а вот на захудалом месте миллиард съёживается и как-то так ловко с кармана своего владельца в другой почётный карман забивается.
Иногда приятно почувствовать себя безкопеечным, тогда на весь свет можно обозлиться, пнуть его, словом, высказаться по всей программе, в которой найдётся место всем, только не себе, но не обозлился я, настроение наоборот не ухудшилось, а зашкалило на стопроцентном успехе.
Мозги начали лихорадочно работать. Поиск. Это самое увлекательное дело, когда ты превращаешься в хищного зверя и, оскалившись, нервно потягивая носом, осторожно переступая лапами, идёшь по следу той вещи, которая находится у тебя в руках, но ты этого не замечаешь, а всё ищешь и ищешь. Мог я и в Москве к своим ребятам устроиться, но как вспомню, что пробки на дорогах или забитые электрички в дрожь бросает.
Закрытое пространство. В лифте даже не осмеливаюсь ездить, но это хорошо, так как сердце силу набирает, когда по этажным ступенькам поднимаешься. Окопный синдром, когда после взрыва окоп землёй засыпает. Повезло мне: стукнула одна мысль. Точно не проигрышная.
Надел свой костюм стального цвета, чтобы он подчеркнул, что нервы у меня тоже стальные, рубашку, галстук не под нервы подбирал, а чтобы картинно выглядеть, ботинки до блеска начистил. Сделал стрижку. С пробором. Привычка. Как-то выскочило с памяти, что давно выпал я в круг пенсионеров.
Пешком дошёл до рынка. Он на полгорода размахнулся, бывшие заводы разогнал, так что и не найдёшь их. И справедливо: новое время наступило, а они тишину и воздух шумом и дымом портят.
Рынки - то у нас известные. Картошечные, помидорные, огуречные, петрушечные... - это русские, родные, выращенные на шестисоточных огородах. По статусу они – подмётные. А то, что на прилавках солнцем переливается, так это дары заморские. Они в центре заворачиваются, а не на окраинах ютятся. Лабиринтами, между прилавками добрался до администратора. Мелкий мужик южного окраса.
- Ну, - он кинул взгляд на меня.
- На работу к Вам хочу устроиться.
-У нас своего начальства во, - он провёл рукой по горлу.- Без тебя хватает.
- А почему Вы думаете, что я в начальство хочу?
- А куда же ещё в таком костюме, ботинках и галстуке?
- Грузчиком, - говорю я. – Помидоры, огурцы, картошку в ящиках таскать. Что прикажите, то и буду делать.
Мужик даже поднялся со стула, внимательно осмотрел меня, сделал несколько кругов, потом снова сел и опять уставился на меня, почёсывая затылок.
- Ты не сумасшедший, - спросил он, - иногда к нам они забегают.
- Да вроде нет.
- Не верю.
- Это почему Вы не верите?
- Ну, какой умный человек в таком прикиде станет грузчиком работать? В таком прикиде ты на грузчика не тянешь.
- Да какое Вам дело до моего прикида. Мне бабки срочно нужны. И чтобы так. Отработал день – бабки. Сколько нужно, столько и поработаю. Месяц, два...
- С этим у нас всё в порядке. Мы так грузчикам и платим, но тебя я не возьму. Прикид не тот.
Словом, не удалось мне договориться. Я вначале подумал, что прикид подвёл. А появляться во второй раз в виде бомжа - тоже не примет. Точно подумает, что я сумасшедший.
Зашёл я к своему знакомому Алексею Ивановичу. Он начальник криминальной полиции города и попросил: позвоните рыночному администратору и надавите, чтобы взяли меня на работу грузчиком.
- Вы же благодетель и отец города, - сказал я, вспомнив слова Гоголя. - При одном Вашем желании весь рынок в Ваш кабинет может переместиться.
- Ты это брось!
Я бы конечно бросил, но как тут бросишь, когда ему родной брат – начальник ГАИ - на улице, где высится его двухэтажный коттедж, запрещающий знак с кирпичом поставил, а на нём и выросла кирпичная крепость с банькой. После звонка рыночному администратору Алексей Иванович удивлённо посмотрел на меня.
- Ты действительно дурак или им прикидываешься. Кто же в таком виде на рынок приходит грузчиком устраиваться?
- Да что ж тут такого. Пришёл я в костюме, переоделся в спецовку и за работу. Таскай, вали и деньги плати.
- А ведь верно, - просветлел Алексей Иванович, - как же он не догадался. Иди, примет и объясни ему, а то он такой дурак, что ничего не понимает.
- А Вы?
- Что я, - недовольно буркнул Алексей Иванович. – Я за решётку в любых костюмах принимаю. Был бы повод.
Постой, - сказал он, когда я собирался уходить. – Ты так и не понял, почему тебе отказали. Ты же русский. Неудобный. А туркмен то или другой заграничный удобнее. И привезёт травку нужную, и в зарплате уступит. А с тебя, что взять. – Он встал из-за стола и застучал кулаком в грудь – Я русский, русский. Загадили, заплевали, заслюнявили это слово. А кто? Да мы сами.- Прорвало Алексея Ивановича.
А как тут не прорвёт, если он всё время на «горящих углях» сидит из-за коттеджа, дачи. Да мало из-за чего. Того и гляди заявится вот такой в костюме, загрузит его, а сам в кресло его сядет, а ты тогда бегай работу ищи, а ведь может так случиться, что и бежать некуда будет. Разве, что на первый этаж спустят в клетуху, да он и до клетухи не дойдёт, ему дорогу родной дядя – прокурор – перегородит.
Вышел я от него, но направился не к рынку, а к сантехнику Николаю, с которым я был знаком с тех пор, как он стал обслуживать наши дома. Рассказал я ему, зачем мне деньги нужны.
- Лечить своих наркоманов хочешь. А я бы не лечил. Плюнул бы на них. Как хотят, так пусть и живут. Ну, это твоё дело. Будешь со мной работать, - сказал Николай. – Ни хрена ты, конечно, в сантехнике не соображаешь, но вдвоём веселее.
- А как же с деньгами? Делиться что ли будешь?
- Пробью для тебя.- Он подумал. – Младшим сантехником сделаю.
В это время по улице проходила немногочисленная похоронная процессия. Взрослых было мало. В основном тянулась молодёжь, похихикивая и громко разговаривая.
- Кого, - спросил я.
- Не пойму я жизнь, - зло ответил Николай. - Скуривалась она или что-то правильно делает. Не пойму. Ты знаешь...
Эту историю я передам не словами Николая, а своими. В словах Николая было много таких слов, что я бы вписал их в энциклопедический словарь. Не потому, что они существуют в нашей жизни, а для того, чтобы ими высветить нашу жизнь в полном объёме. Я ведь ещё держусь «правильных» слов, а пора бы перейти и на неправильные. Останавливает только одно. Матом душу облегчишь, а нужное дело ими не слепишь, а в злости хорошее и доброе закопаешь.
- 2. Когда смерть всё время рядом.
Сто двадцать тысяч рублей, которые она хранила десять лет, наконец, нашли своё применение. А десять лет назад от рака умер её муж – таксист, оставив одну с тридцатилетним сыном. В тот же год, каждый месяц она откладывала по десять тысяч со своей зарплаты медсестры, пока не накопила сто двадцать тысяч рублей, которые она, завернув в тетрадный клеточный лист и перетянув резинкой, спрятала в диване под матрацем.
Удивительным для неё было то, как она смогла прожить десять лет и не умереть, зная, зачем она собирала эти деньги. Они каждую ночь жгли её голову, нагоняли бессонницу и заставляли бешено колотиться сердце. Часто ночью она вставала, уходила на кухню и ставила перед собой зеркало, в котором появлялся муж. Он не мог говорить, откуда он приходил там царило безмолвие. Он знал её беду, но ничем не мог помочь, но она была благодарна ему, что он не забывал её. Он уходил с рассветом, но в последние годы он перестал появляться.
Она стала верить, что он умер и там. Она оставалась ещё стройной, симпатичной и мечтала о мужчине, который был бы ей опорой в жизни, наполненной страхом и тревожным ожиданием, но эти мысли исчезали, когда она думала о деньгах под матрацем. Это были похоронные деньги для сына: системного наркомана с пятнадцатилетним стажем, которого она лечила неоднократно, но это не помогало, и врачи говорили ей, что он может умереть в любой момент, но смерть распорядилась по-своему. Эти деньги, которые она держала десять лет, оказались похоронными не для сына, а для неё, не выдержало сердце. Их нашла её соседка по записке, которую она оставила ей на всякий случай.
- Вот так, - сказал Николай, закончив рассказывать, - ты на своих похоронные не собираешь?
- Я их на реабилитацию отправил.
- Понятно. А что они там делают?
- Работают. Первые три дня им курить можно. Потом леденцы дают. Психологи, психиатры с ними возятся. Заставляют описывать, как всё началось и так далее. Разговаривать мне можно с ними только на двадцать восьмой день. А до этого только разговоры с сотрудниками, как, да что. Убежать невозможно. Закрытыми держат. Если кто провинился, всю группу наказывают. Не разрешают гулять во дворе.
- Не сладко. Я уже двадцать один год не пью, - сказал Николай, - а раньше, помнишь, в смерть напивался. И в церковь ходил, и лечился, и клялся, и зарекался. Бросил, когда скальпелем по желудку провели. Опухоль была. Отхватили половину. А тут наркомания. Вытравливает молодь, как тараканов. Ну, почему она прицепилась к нашим ребятам?
Я не знал ни имени, ни отчества этой женщине, а спросить её – она уже не ответит. А жила она в нашем доме. Вот и частичный ответ Николаю: почему прицепилась?
- Вон идут, - продолжал Николай. - Гогочут. У них права и никаких обязанностей. А сейчас у всех, у всех должны быть только обязанности: работать, да так, чтоб Россия потом покрывалась и пар с неё шёл. А без пота развалится она. Скоро день Победы. Большой праздник. Встали бы они и посмотрели бы на нас, как мы работаем и живём и точно сказали бы: и ради таких, как вы, мы воевали? Сам, как думаешь? Похвалил бы или поругали?
В церкви, она стоит на самом высоком бугре, у подножья которого пробегает речка, ударили в колокола. Сначала тяжёлый звук пошёл, а потом колокольный подхватился. Понеся звон, рассекая воздух по всей округе, поднимая птиц, облепивших провода. Со школы начала высыпаться с шумом и гамом ребятня и бежать на игровую площадку. Среди ребятни замелькали огромные белые банты. Это она. Внучка. Сейчас вместе пойдём домой. Вначале она спросит меня, а папа и мама из санатория ещё не приехали? После моего ответа она немного помолчит, а потом до самого дома будет читать мне стихи, которые она сама сочиняет, а я буду их слушать...
Свежие комментарии