Школа
Осенью я пошел в первый класс. Тогда года два, как отменили раздельное обучение, и мы учились с девочками. Обрили меня наголо, надели суконные брюки, гимнастерку, сапоги. На голову - форменную фуражку с буквой «Ш». На бляхе форменного ремня тоже была буква «Ш». В таком виде отправили меня в школу.
В школе мне не понравилось, так как там была военная дисциплина, но я не хулиганил, и учителя относились ко мне лояльно. Школа была далековато. Нужно было идти через весь завод, через проходную выходить на улицу, а дальше, налево вверх и вниз на улицу Шота Руставели. Дальше через дорогу и вниз. Школа находилась будто-бы в яме.
Обратно через весь завод идти было неохота. Я садился на скамейку у проходной и ждал попутную электрокару.
И так с кары на кару добирался домой. С рабочими было негласное соглашение. Кто не брал, то утром искал свою кару по всему заводу, а если отключал привод, то ему устраивали короткое замыкание в аккумуляторах (совали между клеммами металлический штырь) и он вообще не мог работать. К тому же могли вычесть из зарплаты стоимость ремонта. Не возить нас было себе дороже!
Весной 1956 года руководство завода построило нам дом. Кирпичный, трехкомнатный. Выделили нам в нем две комнаты, а в одной поселили молодую женщину с ребенком, Раю Кузнецову. Девочку звали Таней. Через много лет, она созналась дочери Тане, что ее отцом был дядя Вася, когда пришел из армии. Таня, будучи взрослой, попыталась наладить с нами контакт, но что-то не получилось, и следы ее затерялись. Знаю, что она удачно вышла замуж, стала большим специалистом и работала на авиазаводе им. Чкалова.
Директору, наверное, надоели мои выходки, и он распорядился поставить кирпичный забор и у нас получился внутренний маленький дворик. В заборе была дверь, которая закрывалась на ключ. Мне разрешалось через завод ходить только в школу, туда и обратно. Однажды директор увидел меня на территории завода и наорал. В отместку я в воскресение побил в литейном цехе все фонари (стекла на крыше) из рогатки. Но стрелял подальше от дома. Директор понял, что это моя выходка, но доказать не смогли, так как от моего дома разбить фонари было невозможно. Тогда он пожертвовал территорией завода в пользу города, нам заделали кирпичами двери, а на железных воротах, отделявших завод от улицы, прорезали автогеном калитку. Потом оформили нам новый адрес - Тупик им. Волкова д.6»а». Так как дом 6 в тупике уже был. И пришлось отцу ходить на завод вкругаля, что отнимало минут сорок времени. Директор думал, что после этого он вздохнет спокойно, но ведь выходной был наш...!
Ире было года два. У нас были куры. И вот петух невзлюбил ее - стал постоянно на нее наскакивать. Она пугалась и жутко орала. Отец выскакивал и пинал его, а петух наскакивал на отца. В конце концов, пришлось его зарезать. Когда потрошили, вместо зоба у петуха был комок мышц.
Осенью нам привезли уголь. Было это утром и уголь свалили около дома у ворот. Родители ушли на работу, а мы с Ирой перетаскали весь уголь в сарай. Когда родители пришли вечером с работы, то не поверили, что это мы вдвоем смогли перетаскать столько угля.
Помню, родственники отца привезли к нам на продажу арбузы, чтобы мы их продали. Но люди приходили за арбузами именно тогда, когда родители были на работе. Занимался коммерцией я. Отец приходит с работы, а в стороне лежат штук шесть арбузов и все с нарезами. Так покупатели выбирали. Потом отец их кому-то продал оптом. Помню, когда их везли на машине, то я кинул несколько штук на дорогу, чтобы посмотреть, как они разлетятся вдребезги. Нас догнала милицейская машина и отца оштрафовали.
Отец достал где-то воздушку (ружьё), которое стреляло свинцовыми пульками. Ночью я ходил на станцию тайком от взрослых и воровал с вагонов пломбы. Чтобы не поняли, что это пломбы, я их плющил молотком. Отец как-то догадался и вздрючил меня. Потом я стал делать пульки из чего попало (из гвоздей). Один раз сосед (большой пацан) меня поколотил. Я наделал пулек, взял ружье, потом залез на крышу дома, залег за трубой и перестрелял у него половину голубей. Но, почему-то он не догадался, что это моя месть.
В конце нашего тупика строили многоэтажный дом. Довели его до четвертого этажа. Летом мы с пацанами ходили на стройку и бегали по стенам, ловили экстрим. Один раз соседский пацан Шурик (армянин) завел меня, мол, слабо залезть по кирпичам на четвертый этаж. И я стал карабкаться по кирпичам,
как скалолаз. Пацаны и девчонки стояли и смотрели. Но кто-то сбегал за моими родителями. Они прибежали, но кричать не стали. Стояла мертвая тишина. Я долез до верха, с торжеством обернулся и чуть не упал с верхотуры. Внизу стояли мои родители. Мне тогда здорово попало!
Когда отец получал зарплату (а деньги тогда были размером с носовой платок!), то мы с ним шли в чайхану. На тридцать рублей отец покупал двадцать палок шашлыка и две лепешки, а себе еще кружку пива. Мы это все съедали и шли домой, а по пути покупали маме и Ире торт или мороженое. По этому поводу мы отца дразнили: - «Сиканомил тырр рубля, на куружку пива». Отец получал чуть больше тысячи рублей, а цены были очень смешные.
На праздники мама нам с Ирой давала десять рублей, и мы целый день ходили по городу. Ездили на автобусах, покупали флажки, шарики, дудки, лимонад, мороженое и т. д. И еще оставались деньги.
Комнаты в нашем доме были смежные. В передней комнате жил я, а в следующей (побольше)- родители с Ирой. Отец выписал на заводе брезент, и мать сшила огромные пуфы, штук шесть. Их набили стружками очень плотно. Три штуки заменяли мне кровать, а другие - диван в их комнате. Стружки очень приятно пахли лесом, и спать было одно блаженство. Наверное, с этих пор я привык к мягким постелям.
Приехал дед. Он сколотил нам столы, тумбочки, этажерку и еще что-то. Правда, произошло такое событие: я перебирал картошку в подполе и в это время он приехал. Все выскочили во двор его встречать, и я с ними. А подпол закрыть забыл. Дед вошел и ухнул вниз. Как только не убился..!
По тем временам жили мы неплохо. У отца был фотоаппарат «Любитель» (он и сейчас у меня есть). Отец фотографировал. Был у нас патефон и пластинки (кое-какие и сейчас у меня остались). Дефицитом были патефонные стальные иголки, но я стал использовать колючки от акации. Звук был тише, но зато без металлического шипения и шкворчания. Был у нас радиоприемник « Москвич». Маленький, но ловил почти все станции мира. Потом мы купили телевизор КВН с водяной линзой. Работал он по вечерам часа два в сутки. На кино приходили соседи, но тогда, если мужик берет женщину за руку, то до 16 лет это смотреть не разрешалось. Нас выставляли в другую комнату и запирали дверь стулом (А мы подглядывали в замочную скважину). Позже мы купили приемник « Балтику» и телевизор «Рекорд».
*** *** ***
В О С П О М И Н А Н И Я
О школе
(Первый класс - учительница Серафима Николаевна. Слева - направо внизу Рагозин, Синицын, Я, Хашимов,. 3Ряд-второй Котов,6 учительница,8 Прокофьева. Верхний ряд: 3 Касымов, 4 Миллер, 6Танька, крайняя справа - Ира Малахова)
Воспоминаний о школьных годах у меня осталось немного. Помню , в первом классе я подрался. В драке участвовали и девчонки. Мы, дети, тогда не разбирали, девчонка ты или пацан, если лезешь в драку, то получи! Дал я Наташке пару раз по кумполу, а она возьми да и пожалуйся отцу. Тот, естественно, моему. Меня вечером здорово взгрели ремнем, причем никто не заступался.
После этого у меня получилась фобия на драку, особенно с девчонками. В школе одноклассники звериным чутьем почуяли и стали травить, а я , помня науку, на все это не отвечал достойно - одним словом, стал трусоватым.
Заправлял классом один пацан – Хашимов (как звать, не помню). На общей фотографии он справа от меня. Стал этот Хашимов лупить меня по черному. Терпел, сколько мог, но однажды не выдержал и дал ему в рыло (жаль, что не сильно), а после убежал от него из школы с уроков. Родителей вызвали в школу за прогул и драку. Он на меня нажаловался и все переиначил. Мне опять досталось, что еще более усугубило мой страх перед драками. К тому - же это было знакомство с несправедливостью.
Одним словом, в школе у меня не заладилось, поэтому плохо помню.
В 1960году отца перевели на новый завод (Ташкентский изоляторный), а весной в мае дали квартиру в новом микрорайоне Чиланзар в четырехэтажном многоквартирном доме (хрущевке). Отцу-то вообще, как больному туберкулезом и изобретателю полагалась отдельная комната, но родителям так не терпелось, что они согласились на двухкомнатную вместо трехкомнатной.
Как раз в этом месяце была денежная реформа и Хрущев Никита Сергеевич посадил народ на копейки, уменьшив номинал рубля в 10 раз. Стал отец получать чуть больше 120 руб. Одновременно подорожали цены на продукты. Мясо стало стоить 1 руб. 40 коп. за кг. Подорожали масло, сахар, яйца, одним словом - вся сельхозпродукция.
Жизнь стала копеечной. Были копейка, 2,3,5,10,15,20 копеек. Стакан чистой газированной воды-1 копейка, звонок по телефону-2 (двушник) копейки, трамвай-3 копейки,автобус-5копеек . Ну а 20 копеек - это уже капитал! Вот народ ходил и гремел копейками!
Сзади наша обожаемая Галина Александровна...
Доучивался я в прежней школе, в 6 классе. Приходилось каждый день ездить двумя автобусами в другой конец города, сплошная морока.
Чиланзар тогда еще только строился. На проспекте Гагарина стояли 7 старых 4-х этажных домов и школа между ними. Правда, здания были капитальные ,с высокими потолками. 1 квартал и 2 квартал имели всего несколько построенных домов - хрущевок и стройки. Чуть далее от города строилась восьмилетняя школа, в которой мне предстояло учиться. От нашего дома до нее было метров 800.
В квартире нашей было пустовато, был круглый раздвижной стол, шифоньер, панцирная кровать с шариками, диван, стулья и табуретки, Ирина койка. Был телевизор и приемник «Балтика». Ну, еще на кухне там что-то.
Питались мы хорошо. Овощи носили прямо домой и не дорого. Холодильника у нас не было, поэтому готовили каждый день. Мать давала мне 10 руб. (еще до реформы) и посылала в ларек прямо перед нашим домом. Я спускался вниз, а там уже стояли люди и ждали, когда мясник вынесет мясо, сразу - же расхватывали лучшие куски - тут уж не зевай!(на 10 руб.получалось 750 грамм). Ходил каждое утро за молоком, его возили бидонами и черпали литровыми ковшами. Стоило оно очень дешево. Хлебный магазин работал до 11 часов вечера. Хлеб был разных сортов - белый, серый, черный, батоны, сайки, булки и т.д.
На проспекте Гагарина стояли прямо на улице большие бочки, продавали рыбью икру и соленые грибы. Отец после работы, идя домой, часто покупал икру и грибы, а мать его ругала, т.к. в семье кроме него никто это не ел. Он икру жарил, а грибы вымачивал и тоже жарил и сам ел. Он был с Дальнего востока и к такой пище был привычен с детства.
Книжный магазин был там же, на проспекте. Я им пользовался, как библиотекой. Книги стоили дешево, и любую заинтересовавшую меня книгу я мог купить. В те времена книги мы не очень ценили.
С одеждой было туго. Были у меня всего одни брюки и когда на озере у меня их украли, я несколько дней не мог ходить в школу, пока не купили новые. Туфли приходилось каждый день красить тушью, чтобы замазать трещины и разводы, к вечеру они появлялись снова. Каждой вещи было по одной - смены не было.
Летом 61 года были мы за городом с заводчанами отца на отдыхе. Там его приятель взял у меня карты, чтобы показать всем фокус и порвал спрятанную карту. Я очень обозлился, и чтобы меня умилостивить он обещал мне голубей. Дня через два отец принес пару. Сизого голубя и белую голубку. Я достал большой фанерный чайный ящик и сделал им домик (потом в нем жили шесть пар). Голуби прижились, свободно летали. Потом прилетали «чужаки» , оставались жить, создавали новые пары.(доходило до 10-12 пар). Одним словом, стал я голубятником, поэтому меня невзлюбил весь дом. Голуби объедали цветы в ящиках на балконах, я лазил по крышам, свистел, махал шестом с тряпкой и кидался картошкой. Несколько стекол соседям я высадил.
Кончилась моя голубиная эпопея трагически. Мы всей семьей уехали в Саракташ, а отец оставил смотреть за квартирой рыжего своего приятеля. Этот дурень накормил их мокрой пшеницей и у них порвало зобы. Он их потом перекидал на чердак, а мне говорил, что они улетели. А вообще- то он из нашей квартиры устроил притон и славно месяц повеселился.
Ира не хотела учиться в восьмилетней маленькой школе, к тому же она стояла как бы в яме. Напротив, через дорогу была большая шикарная школа, и она видела учащихся на переменах. Она взяла свои документы и сама пошла поступать в школу. Школа относилась к первому кварталу, а мы жили во втором. Пришла она в здание, стоит в фойе и не знает, что делать. Мимо шла учительница, которая спросила ее, что она тут делает. Та говорит, что в школу поступает. Та спросила про маму, а Ира говорит, что сама пришла, одна. Та удивилась, но провела к директору. Тот ее немного поспрашивал, а потом сказал, чтобы пришла мама. Так она сама поступила в школу, туда - куда хотела.
Майя Захаровна Захарова - третья, слева,в первом ряду. Я с Топором третий слева вверху...
В седьмом классе стали у нас преподавать черчение. У меня с черчением было все легко и инструмент был профи (отцовский).Были у нас два второгодника - братья близнецы Торики (мы их называли «топорами»).Старшего, помню звали Димка, младшего - Валерка. В школе они верховодили и их все боялись. Однажды, на большой перемене, вижу, старший корпеет над чертежом, а у него ни черта не получается. Я стал ему объяснять - а он пень - пнем. Я обозлился и сказал, что мне легче сделать, чем ему объяснять. Он страшно обрадовался и попросил к уроку черчения сделать. На следующем уроке я минут за десять ему сделал этот чертеж. А потом и брат стал просить, чтоб и ему делал. В общем, ты мне - я тебе. И стали меня в школе бояться больше, чем их. ( Вон Вовка с Топорами идет!)
Наша классная руководительница (Русский и литература) захотела поставить Пушкина «Цыгане». Дали мне роль Алеко (потом прилипла кликуха-«калека»). К делу отнеслись очень серьезно. Реквизит взяли у театра юного зрителя (декорации, шатры, трубки, бутафорные костры и пр.) Я, как городской житель по роли, достал портсигар, набил его сигаретами и, когда отец Земфиры толкал свою речь, достал его, вынул сигарету, постучал по крышке портсигара и закурил. Из зала возглас:-«Володька, матери скажу». Все смеялись, а Майя Захаровна не могла ничего поделать. Эти цыгане, которые валялись на сцене у бутафорных костров, тоже набили свои трубки табаком и задымили. Правда, потом многих рвало по черному. С тех пор я стал курить…
В НАШЕМ ДОМЕ В ТРЕТЬЕМ ПОДЪЕЗДЕ ПОСЕЛИЛСЯ ПАРЕНЬ, НА ДВА ГОДА СТАРШЕ НАС С Генкой Волковым(моим приятелем-соседом).Был он из неблагополучной семьи, отъявленный хулиган. И вот он приучил нас к анаше. Тогда этого добра можно было достать за рупь. на пять косяков. Звали мы ее –план, дурь, дрянь( но не марихуана). Так вот, накуримся и ржем, как дураки полдня. Пока родители хватились - я уже подсел. Один раз пришел домой под «балдой» - у матери сердечный приступ( не знаю - в самом ли деле?), но я здорово испугался и решил завязать. Но влезть в дерьмо легче, чем вылезти.
На следующий вечер, когда мне предложили - отказался. Тогда они попытались заставить курнуть силой. Я сломал косяк, что их очень обозлило и они мне здорово ввалили. Разбили мне нос и порвали рубаху. Пришел домой весь в крови, но родителям ничего не сказал, как не пытали.На следующий день пошел в беседку опять. Теперь чисто из упрямства. Мне опять наподдавали, но я и на следующий день пошел. Тогда они встали и ушли, обдав меня своим презрением. Курить план мне больше не хотелось, так как ассоциировалось с побоями. А Генка бросить так и не смог (видел его через много лет),хотя на тяжелую и не подсел.
Итак закончено восемь классов. Впереди лето и необходимость решать, что делать дальше…
Свежие комментарии