Александр Кибальник…Мы из Шахтерского детства… Главы 19…20

 

   Александр Кибальник…Мы из Шахтерского детства…                              

   Главы 19…20

 

             Глава19

        Шахтер Голендухин травмировался на шахте —

сломал правую руку и временно не работал. Он здо-

ровый, мордатый, и любитель выпить. В собутыль-

ники шахтер выбрал себе Митрия Новоселова — в

бараке мужиков раз-два и обчёлся, да и большую

часть времени они проводили на шахте — пировать

некогда. Водку раздобыть было трудно, но Голенду-

хин нашёл канал, где её доставать — разумеется, у

голубятника Саночкина.

        Они с Митей хорошо наклюкались, а Митя в оче-

редной раз красочно рассказал историю о том, как

он потерял на фронте ноги. Рассказав историю, Ми-

трий принялся ругать фрицев.

— Спросить бы у этих немцев: зачем это они на-

пали на Россию. В чём это перед ними провинились

русские? А-а, Голендухин? Ну ответь мне, шахтер,

ответь!..

         Шахтер сидел на табуретке за небольшим столи-

ком напротив калеки, которого он поставил на при-

двинутый к столу ящик. Голендухин икнул, оторвал

взгляд от пустого стакана.

— Митя, ну причём здесь немецкий народ?

Это

         Гитлер, собака, виноват.

         Митрий возмутился:

— Как это причём? Ты чего мелешь? Немцы, по-

твоему, не виноваты, да?!. Они же этого гада выбрали

вождём!.. А-а?! Заглянуть бы этому Гитлеру в глаза и

спросить: «Чего же ты, гад, делаешь?!»

— Хочешь в глаза заглянуть? — спросил Голен-

духин.

— В какие глаза? — не врубался Митрий.

— В какие, какие! В фашистские! Поехали, Мить-

ка.

         Зоя на минуту выскочила из комнаты по своим ба-

бьим делам и не видела как Голендухин помог Митрию

выбраться из-за стола, как они отправились к зоне.

         Митрий прихватил недопитую бутылку со стола.

— Куды это вы покатили? — полюбопытствовала

было Катька-Кошечка.

— Немцев бить! — зло пошутил Митрий.

         Калека подкатил на дощечке с подшипниками к

самой зоне и стал что-то кричать за колючку воен-

нопленным. Худой немец с печальными глазами на

изможденном лице смотрел на ругающегося калеку.

Митрий вытащил из кармана недопитую бутылку

и показал её военнопленному.

— Эй, фриц, хочешь глотнуть? Шнапс, шнапс!..

         Но немец не двинулся с места. Он почувствовал в

голосе Митрия угрозу.

— Фриц, чего боишься? На, глотни! Шнапсик

во-о! Русиш шнапсик!.. Да не бойся ты, трус пога-

ный!..— калека не выдержал, сделал несколько су-

дорожных глотков из бутылки и бросил недопитую

бутылку через колючую проволоку.

          Немец не пошевелился. Бутылка упала рядом с ним,

из её горла стала вытекать красно-бурая жидкость.

— Ты, сука! Ты, подонок! Да я тебя, гада, заду-

шу сейчас своими руками! Чего глядишь?!. Чего гля-

дишь?!. Зенки свои фашистские вылупил!..

         Откуда ни возьмись, у «зоны» появилась законная

супруга Зоя. Она подбежала к разъяренному супругу

и стала решительно оттаскивать его от заграждения.

          Митя сопротивлялся. С ним случился очередной

припадок.

— Зойка! — орал Митя. — Дай этому гаду в глаза

плюнуть! Я его, этого гада, сейчас на части разорву!

          Появился русский охранник с винтовкой.

— Чего, падла, орешь?!. А ну вали отседова!.. —

сурово заметил он и наставил винтовку на Митю.

Подскочил другой охранник с хрипло лающей не-

мецкой овчаркой. Митрия это окончательно взбеси-

ло. Он рванул на себе рубаху.

— Стреляй, сука! Стреляй, немецкий холуй!..

— Митя! Митя!.. — Зоя попыталась оттащить ка-

леку от проволоки. — Не психуй, Митя!..

         Митрий вместе с дощечкой упал на бок, сверкну-

ли подшипники. Его с трудом подняли.

— Голендухин! — крикнула в ярости Зоя. — Я вам

обоим накостыляю! Это ты его сюда привез?..

         Голендухин стал оправдываться, а калека внезап-

но сник, сидел безвольно на своей дощечке, что-то

бормотал себе под нос.

         Митю повезли обратно в барак. Голендухин тол-

кал его в спину и пьяно улыбался.

             Глава 20

          В бараке появился еще один фронтовик — Лап-

шин. До войны он также работал на шахте —

взрывником. Явился с перебитой правой рукой на

перевязи. «Не повезло, девоньки, — шутил Лап-

шин,— сколько лет взрывником на шахте отпахал и

ничего, а тут, надо же, взрывом шарахнуло, и акку-

рат в правую руку!» «Учись левой работать», — ска-

зала ему Ботова.

         Лапшин любил вести с Митрием беседы про вой-

ну. Да если еще за бутылочкой, да с хорошей заку-

сью. Пока Зоя бегала в магазинчик, Лапшин решил

навестить инвалида.

          Сидели за столом, вели беседу. Припёрся Голен-

духин, поставил бутылку на стол.

— Голендухин, — поинтересовался Лапшин, — ты

когда в шахте-то работаешь?

— Я, Лапшин, как на фронте, всегда на шахте!

         Всегда готов к труду и обороне!

— Ты от ответа не уходи! Стране нужен уголь, а

ты, как я погляжу, все водку жрешь!

         Митрия волновало, что делается в Донецком бас-

сейне. По радио он слыхал, что в Донбассе наши

активизировали военные действия. Спросил:

— Лапшин, ты недавно с фронта. Наши думают

Донбасс освобождать?!.

— До этого еще далеко, Митрий. Потому счас вся

надежда на наш угольный.

— Тебя ведь на Южном фронте ранило. Ты мне

скажи, Лапшин, как страну спасать. Вот о чем душа

болит. Говорят, в Донбассе все наши шахты при от-

ступлении взорвали. Немцы, говорят, шахты восста-

навливают.

— Нет, их не восстановишь. Шахты наши взорва-

ли, водой затопили, верно. Один донбассовец расска-

зывал. Тульский угольный тоже оккупировал немец,

так что мы одни остались. На копейских шахтеров

вся надежда.

         Голендухин, разливая водку, сказал:

— Мы, Митрий, не подведем страну! Угля у нас

много и работать мы умеем. Мужиков вот на шахтах

мало осталось, это да! Ну это тоже ничего. Бабы му-

жиков заменят. Они, бабы, все могут. Счас началь-

ник Громов девок понапринимал. Поэт Некрасов

сказал: «Она, русская баба, коня на скаку остановит,

в горящую избу войдет!»

— Это сказал Пушкин, Александр Сергеевич, —

авторитетно возразил ему Лапшин, тряхнув своей

перебитой рукой.

— Это сказал Некрасов! — подал голос Митрий-

Чурбак.

— Какая вам разница, кто сказал? — пробасил Го-

лендухин. — Сказано верно: на скаку коня остано-

вит, в горящий забой войдет, и уголь добудет!.. Давай

за баобаб-с!..

Из двери послышался визгливый окрик Зои:

— Так, Пушкин, я тебе сейчас врежу! Узнаешь у

меня!..

Зоя влетела в комнату, набросилась на мужиков.

— Спаиваете моего Митю?!. А ну, убирайтесь от-

сюдова! А ну пошли!..

— Зоя, Зоинька, — виновато пряча глаза, оправ-

дывался Митрий. — Фронтовики пришли. Мы по

чуть-чуть…

— Это кто фронтовики?!. Это Голендухин фронто-

вик, что ли?.. А ну выметайтесь! Знаю я вас!..

         Голендухин постучал пальцем по пустой бутылке.

— Зоя, вот она, родимая, от всех болезней лечит.

Она и на фронте спасает! Примет боец сто граммов

фронтовых и вперед — за царя и Отечество! За това-

рища Сталина!..

         На Зоин крик в комнатку заглянула Поля Ботова.

— Вот еще одна гром-молния, — пробурчал ехид-

но Голендухин. — Коня на скаку остановит, в горя-

щую избу войдет.

— А ну выметайтесь! Нечего инвалида спаивать.

Правильно Зойка ругается! Ишь, устроили пивнуш-

ку. Берите вон пример с Сычева: передовой шахтер,

пятеро детей. Не пьет, не курит…

— Эх, Ботова, не понимаешь ты ни хрена, а еще

шахтерка. Кто не курит и не пьет, тот здоровеньким

помрет. Знать надо русских поэтов, Ботова.

— Да пошел ты!..

         Пришлось подчиниться. Первым ушел к себе Лап-

шин, а за ним и Голендухин, ворча и матерясь.

         Выложенная из кирпича печка стоит прямо на

улице, у торца барака. Летом на ней готовили корм

для поросят, кипятили воду. Возле печки суетились

тетя Поля Ботова, Дуся Хомякова. Подошла Саньки-

на мать в грязной шахтерской робе. Тяжело опусти-

лась на скамеечку у печки. Сказала:

— А я, бабоньки, хочу в забой пойти. Хватит

вагонетки-то катать.

— Кем хочешь?

— Да кем, навальщицей пока. Навалоотбойщицей

ведь не возьмут. На молотке я работать не умею. Мо-

лоток надо изучать.

— Эх, Манька, Манька… Ты думаешь, что наваль-

щицей легче, чем забойщицей? Покидай-ка уголек

лопатой, тут мужику здоровому не справиться, а ты…

навальщицей, — вступила в разговор тетя Поля.

— Ничего, потерпим. Нашим мужикам на фронте

тоже тяжело.

— В забое-то мужиков поболе будет, — заметила

Дуся Хомякова. — Повеселее будет работать-то.

        Мария сняла каску, платок, распушила волосы.

        Подошел Санька, прижался к матери.

— Ну чего, сынок? Уроки-то выучил?

— Выучил.

— Ну молодец. Вот мой мужик и защитник, —

сказала Мария, любящими глазами смотря на маль-

чугана.

— На отца похож. Вылитый Павлушка, — сказала

Дуся Хомякова.

— Ну как же, от законного мужа, — отозвалась

Мария.

         Мать, уработавшись на шахте, замолчала, при-

крыв глаза и вытянув ноги. Подошли другие горняч-

ки. Дуся Хомякова хохотнула:

— Говорят, одна бабенка на шахте с немцем спу-

талась! Говорят, даже забрюхатила от него. Вы, дев-

ки, там не только уголь добываете…

— Говорят, в Москве кур доят! Спуталась одна,

верно. Нинка Курочкина. Но немец наш, русский.

Трудармеец.

— Какой он наш, если немец! — заметила тетя

Поля сердито.

         Другая отозвалась:

— Я бы этому немцу яйца оторвала! А ей бы, этой

сучке… Ну как это с немцем… Бры-ы!..

— Бабоньки, так нельзя. Счастья всем хочется.

— Это что, счастье с немцем-то жить?

— Ох, не поймешь вас, бабы!

— А немец этот, трудармеец-то, очень даже ни-

чего, симпатичный. Эдвином зовут. Он вроде бы из

Казахстана.

— По-русски-то хоть кумекает?

— По-всякому кумекает. Он тебе и по-русски, и

по-немецки.

— Интересно, бабы, а как он насчет этого дела?..

Женский хохот покрыл её слова.

— Насчет этого дела — нормально! Если забрю-

хатила!..

— Ну, девки, с вами не соскучишься! — всплесну-

ла руками Ботова.

         Из окна Митрия Новоселова доносилась песня

«Живет моя отрада», которую исполняла Лидия Рус-

ланова. Потом стали передавать новости с фронта.

— От Советского Информбюро: на всех фронтах

идут ожесточенные бои. Сегодня наши войска после

продолжительных боев…

         В комнате Митрия сидит его друг и собутыльник

Степан Голендухин, тут же Зоя. Митрий, выслушав

новости, сказал:

— Немец на юг прет. Нефть им нужна, тварям.

— Нефть всем нужна! — отозвалась Зоя.

— Чего ты, Зоя, понимаешь! — фыркнул Голенду-

хин. — А нефть — это бензин, это солярка.

Митрий ехидно заметил:

— Наши танки на солярке работают, а ихнее фуф-

ло на бензине. Вот они и горят как спички. Мы гра-

наты кидали им в бак, и всё — взрывался как ми-

ленький.

— На шахты немцев-трудармейцев да узкоглазых

привезли, — сообщил Голендухин.

— Ой, батюшки, немцев не надо! — запричитала

Зоя.

— А чего это не надо? — съехидничал Голенду-

хин. — Немцы работники хорошие. Покажут нам как

уголек добывать!

         Митрий уставился взглядом в невидимую точку,

взорвался:

— Вот суки!..

         В соседней комнатке, что наискосок от Митрия-

чурбака, комнатка Поповых. Попов, шахтер-ударник,

норму всегда перевыполнял, потому свои 1200 грам-

мов хлеба в сутки получал регулярно плюс на иж-

дивенцев по 400 граммов. У Попова четверо детей,

мал-мала меньше.

         Попов явился с шахты возбужденный — его бес-

численные заявления снять с него бронь и отпра-

вить на фронт, наконец-то удовлетворили. Разговор

в комнатке наискосок шел на повышенных тонах.

— Чего такой радостный? — спросила его жена

Тося.

— Чего не радоваться, на фронт взяли!

— Чего?!. — рявкнула Тося.

— Чего-чего! На фронт, говорю, взяли. Бронь сня-

ли наконец-то! К секретарю парткома ходил, к на-

чальнику… Да ты же знаешь!..

         У Попова с женой Тосей давние скандалы по

этому поводу. Ну какой женщине понравится, что-

бы единственный кормилец ушел на фронт, оставив

четверых детей и жену?

— Сняли бронь?! Ну негодяй ты, Попов! — крик-

нула в ярости женщина. — Какой негодяй! Ты чего,

совсем сдурел?! Одну бросаешь, с детьми! Ох и сво-

лочь ты! Ох и сволочь!..

— Перестань! Завелась! Советская власть помереть

не даст!

— Не даст, говоришь? А когда твоего отца крас-

ные порубали, тебе сколько было? Сам рассказы-

вал, что чуть не сдох с голоду. Защитит советская

власть, жди!.. У тебя отец враг народа! Чего она тебя

защищать-то будет?!.

— С голоду не сдох, и ты не сдохнешь…

— Я-то не сдохну! А вот они помереть могут! —

        Тося показала на четверых детей, которые зашли в

комнатку и тихо сели у стола.

         Тося не выдержала и с воем упала на кровать. Дети

кинулись к ней с криком «Мамочка!»

Попов подошёл к маленькой Тосе, виновато хло-

пая глазами.

— Тося, ну не мог я… Не мог…

         Тося перестала выть. Поднялась с постели, всхли-

пывая.

— Яша, работай ты на шахте. Ты здесь нужен, — и

вновь закричала: — Я сама пойду к начальнику шах-

ты, пойду в военкомат, до горкома партии дойду!..

         Вернут бронь, никуда не денутся!..

— Мне уже повестку в военкомате выписали…

         Вкатился Митрий на своей тележке в комнатку.

— Что за шум, а драки нет?! — грозно спросил он.

— Да вот, Митрий, посмотри на этого болвана. От

брони отказался! На фронт ему захотелось! Формен-

ный дурак!..

        Митрий посмотрел на понурого Якова Попова, на

его детей, возбуждённую Тосю.

— Тося, ну зачем ты так! Человек идет защищать

Родину. Выполнить честно свой долг. Ну не баб же

на фронт отправлять!.. Чем это ты недовольна?

— А тем, что убьют его, а я должна одна четверых

поднимать! — Тося снова завыла громко, с визгом.

        И дети, кроме старшего, глядя на мать, завсхлипыва-

ли, заревели в голос.

— Не каркай! — гаркнул Яков.

— Когда отправка-то? — спросил Митрий.

— Завтра.

         Рано утром Попов уходил в военкомат. Он посто-

ял возле спящих детей. Тихо и печально сказал:

— Ну прощайте, мои деточки. Прощайте, мои со-

колики. Придется свидеться или нет… Прощайте,

голубочки…

         Поцеловав спящих детей, он на цыпочках вышел из

комнаты. Длинные синие тени легли на землю от тер-

риконов, копров. Попов шел быстро, за плечами вещ-

мешок с харчами. За ним, едва успевая, копотила жена

Тося. Она не ревела. Она смирилась со своей участью…

 

…продолжение следует