СЕРАЛЬ

«Пути Господни неисповедимы». (Библия)

1.

Июльское солнце так прожарило день, что Макару Ивановичу: пенсионер, бывший мастер депо, мужик весёлый и распашной, казалось, никакого освежающего вечера и прохладной ночи не будет.

От разгоревшейся природы воздух стал палённым и даже рыжим, но не это подкосило Ивановичу настроение, сколько подкосил ему настроение его лучший сосед и кум Максим Петрович.

Возвратился Иванович от него хмурый и злой, учинил во дворе вёдерный погром, и что особенно изменил ежедневную привычку: вечернюю чарочку полынного самогона не выпил. Напрочь отказался. А ведь не трезвенник. Закладывал иногда с перебором.

Редкий случай не прошмыгнул мимо его жены Марии Фёдоровны: ухватистой и бойкой. Она сильно забеспокоилась и попыталась прояснить невероятную ситуацию.

- Что случилось? – спросила она. - Ангел в душе поселился, Или заболел? Баньку затопить, пропарить?

Заболевший мужик дело плохое. На одних своих руках обширное хозяйство трудно утянуть. Можно и откинуться.

- Чёрт. Моей ноги больше в его доме не будет, - затрещал муж. - Если даже дом будет гореть, и император станет звать на помощь – не пойду. Пропади он пропадом со своим прошлым.

- Какой император? Какое прошлое?– заволновалась жена, она телевизор смотрит и знает, что из императоров и прошлого воздух уже давно выкачали, даже дышать трудно стало. – Уж не спёкся ли ты?

А спекаются и рабочие мужики, и пенсионеры в бусугарне до пустых карманов и белой горячки, с которой даже врачи из психиатрической больницы в Сватове справиться не могут.

- Какой, какой! Простой император, - отрубил Иванович, рыская глазами по двору, чтобы ещё подхватить на ногу.

– Понимаешь, в чём дело, - переходя на жалобный, чуть не плачущий голос, сказал он. - Замотал меня Петрович. Выпотрошил. Душу перекосил. – Грудь загудела, словно барабан. - А ещё кум. – Скамейка едва удержалась на ножках. - Целый день об императорских замашках гудел. – Метёлка заколебалась и стремительно взмыла вверх, но Фёдоровна осталась на месте. - Начитался книг и попёр, как оторвавшийся товарняк.

- Каких книг?

- Ну, этих, таинственных, как их мистических, - чуть не заголосил Макар Иванович, видно, крепко заарканил его кум, - в которых написано, что каждый из нас в прошлой жизни кем-то был. Кем – то, - он заклокотал и поднял вверх заскорузлый указательный палец, - но не говорят, кем конкретно. Человек, мол, сам решает. А человек уже нарешал. И белым был, и красным. Во всех оттенках побывал, - прытко полетел, понёсся Иванович, да с такой резвостью, что до либералов - демократов добрался. Крепко тряхнул их, прошуршав словом, а потом снова ударил. – Мало того. Императоров стали подсыпать.

Петрович и решил, - тяжело выдохнул он, плюхаясь на порожки. - Сказал мне, Иванович, ты знаешь, кем я в прошлой жизни был. Видишь ли, - Макар Иванович завертелся на порожках, словно на горячую сковороду попал. - Он в прошлой жизни большим императором был, властью неизмеримой владел от разных морей до окраин океанов с пальмовыми островами, потом спросил меня, а кем ты, Иванович, в прошлой жизни был? Расскажи. Я ему воевал, строил. А он: да не в прошлом, кем ты был, а в прошлой жизни.

- Это как? Царство Небесное? Так оно в будущем, - вклинилась Мария Фёдоровна.

- Ну, это, - Макар Иванович человек не учёный, трудновато ему обстоятельно объяснять. – До нашей жизни, была еще жизнь, в которой мы жили. Понимаешь?

- Не.

- Я тоже, но спорить с ним по этому поводу не стал. По – человечески ответил: не знаю. Тайна для меня. Думал, что он заглохнет на этом. Так нет же, - взъярился Макар Иванович, колотить было больше нечего, разве что воздух, а его, сколько не колоти – в кашу, как говорят, не заварится. - А он мне: не знаешь, а почему не знаешь? Потому что в прошлой жизни ты, что ни на есть, маленьким человеком был. Мелковатым, малюсеньким, вершковым, невидимым и невидным, что тебя и разглядеть невозможно было даже через самую сильную лупу. Вот память и не вспоминает маленькое, а я был императором, большим человеком, а память большое всегда вспоминает. – Петрович не успокаивается и ищет, куда бы ещё приложить ногу, но, уловив суровый взгляд жены, утихомиривается. - И как начал с утра, так целый день гудел о большом и маленьком. Я пришёл к нему колонку поправить. Насос «Малыш» починить. А он сел на табурет, ноги раскинул, пальцем не пошевелил. Я вкалываю, потом обливаюсь, а он мне: ты, Иванович, не сердись, что я тебе не помогаю. Не могу, у меня с прошлой жизни ещё императорские замашки остались, не в силах я их пока одолеть, для этого время нужно, я веду с ними внутреннюю войну, вот, когда я над ними победу одержу, когда они выработаются, обнулятся, тогда я обязательно и подключусь. Я целый день ждал, а замашки так и не прошли, - Макар Иванович со злости сплюнул.

- Это не беда, - махнула рукой жена. – Говоришь: память большое вспоминает, а маленькое нет.

- Да не я говорю. Он.

- Не переживай. Я тебе подскажу, что нужно завтра сделать, чтоб он навсегда о большом и маленьком забыл, и об императоре тоже. Вникай.

- А с дрючком он на меня не попрёт, - сказал Макар Петрович, выслушав жену.

- Не трусь, - бросила Мария Фёдоровна, словно приказ отдала. – Он скорее на жену свою кинется, но Кирилловна отобьётся. Она кабанов сама заваливает, а император в это время подушки мнёт, и уши пальцами закрывает. Визгу боится. Страх у него появился после того, когда он промахнулся, а кабан на него кинулся. Жена спасла, на перехват пошла, выхватила, а то остался бы он без ушей. И почему свиньи так не любят уши человеческие, - задумчиво закончила она.

2.

На второй день Макар Иванович рано утром, крадучись, пробрался во двор кума и зашёл в летнюю кухню, где жена Максима Петровича Анна Кирилловна готовила завтрак.

- Послушай, Кирилловна, - шепотом начал Макар Иванович, оглядываясь, нет ли поблизости кума. – Тебе Петрович говорил, что он в прошлой жизни императором был?

- Уже и тебе нажужжал. Да он мне спать не даёт. Всё об императоре. Это пол – беды, что говорит. Он стал требовать, чтоб и кровать императорской была, и стол, ложки, вилки золотые, прислуга.

- Значит, задолбал, - констатировал Макар Иванович. - Тогда дело пойдёт. Хочешь, чтоб он об императорских замашках забыл?

- Да это был бы самый лучший праздник для меня.

- А как бы ты назвала этот праздник?

- Похороны императора, - отрубила Анна Кирилловна.

- Тогда слушай внимательно меня. Секретно скажу тебе. – Иванович оглянулся ещё раз и едва слышно зашелестел. - Если мы его не приложим, он нас в гроб загонит. И тебя в первую очередь.

- Я уже на половину там. Не знаю, что и готовить ему. Мать…

- Кирилловна, - перебивает Иванович. – Не матерись.

- А я и не матерюсь. Я матом посылаю.

- Это другое дело. Продолжай.

-Он яичницу с жареными помидорами на завтрак не хочет, говорит не императорская еда. Желаю, (я о такой еде даже не слышала, о которой он говорит), пулярды с трюфелями. Чирята с оливками, гато компьенский. кофе со сливками и гренками, отварную говядину, курицу с цветной капустой, ягненка, лангустов, утку, - зло выбивает Кирилловна, - салаты и гарниры из тушеных овощей и грибов, слоеные яблочные пирожки, бисквиты, персики, груши, сливы и разварную говядину с солеными огурцами, квашеной капустой. Меню для императора.

- Ты всё это выучила?

- Выучишь, если он только и тарахтит об этом. Пулярды, пулярды, - чуть не запела Кирилловна, - да ещё с трюфелями. У нас кроме поганок никакие другие грибы и не растут. Где этого я наберусь? Пенсионных грошей на курицу и персик. А он..

- Ссылается на остатки императорских замашек, - подхватил Макар Иванович, - из книжек паразит вытащил. Вчера тоже ссылался. Я весь день пропарился с его колонкой, а он на табурете отсиделся. Замотал. Так. Будем исправлять его, а то он с императорской должности на должность Бога перейдёт и скажет, что в прошлой жизни Богом был.

- Да, как же ты его исправишь? К нему ни на чём не подъедешь.

- Подъедем. У тебя главная роль. Возьми в уши, что я тебе сейчас скажу и поддерживай меня, когда я с ним разговаривать стану. И характер своё бойцовский прояви, а то он со злости завалит и тебя, и меня. Злость она же порой такую силу придаёт, что рельсы в подкову сгибаешь. Я когда-то так гнул.

- От страха, что ли брешешь? – подсекла Кирилловна. - Ну, мужики, - она насмешливо покачала головой, - до чего же вы помойными стали. Рельсы в подковы сгибаете, - налетела, как коршун, - а взять хворостину и отпороть тех, кто на вас сидит, боитесь. Руки отсохли и мозги заплесневели. Ждёте, когда бабы ринутся, а вы за их спинами.

-Ты, Кирилловна, не отвлекайся. Это задача будущего поколения. Мы такое будущее поколение воспитаем, что…

- Воспитаете с таким, которые рельсы в подковы сгибают и императором с императорскими замашками, который сейчас дрыхнет?-

3.

Ошиблась Анна Кирилловна. Не дрыхнет Максим Петрович. Он добре выспался, широко зевает, одевается и направляется в летнюю кухню. Петрович поспал бы ещё, да пустой живот барахлит. Того и гляди, бучу поднимет. А осилить животное бурчание Максим Петрович не может. Несколько раз пытался отступить от стола, но живот в такую атаку шёл, что Петрович таранил всё, что жена приготовляла.

- Ты хоть кости собаке оставь, - выплескивалась Кирилловна.

- Она кости не любит. Мясом корми.

- Ты и мясо прибрал.

- Так что ей тогда надо?

Максим Петрович выходит на порожки. Прислушивается. В курятнике тихо, в коровнике тоже. Жена уже успела накормить. Теперь можно смело идти в кухню и садиться за стол.

- А сосед, дорогой мой, - говорит Петрович, увидев Макара Ивановича. – Я тоже уже часа два на ногах. Прибирал, мебель переставлял.

- И как? Переставил, - подлетела Анна Кирилловна.

- Да ты знаешь. Много лишнего сделал. Переставил. Неважно получилось. И на душе плохо стало. Не понравилась картинка. Я мебель назад и вернул. И на душе хорошо стало.

Не подкопаешься Кирилловна. Хотела потыкать мужа. А за что? Петрович мебель передвинул и назад вернул.

- Ты тоже уже поработал, - говорит Максим Петрович. - Пришёл поприветствовать меня. Идущие на смерть – приветствуют тебя. Так говорили гладиаторы в моей прошлой жизни, когда проходили мимо меня.

- Я вот зачем пришёл. Спешу поделиться с тобой, как с лучшим другом, горячей новостью, - сказал Иванович. – Узнал я, кем был в прошлой жизни.

- Ну, ну. Интересно, - процедил Петрович. - Обогнал ты меня или нет? Мелким был или большим? Делись.

- Поделиться не трудно. Только боюсь я, что огорчу тебя.

- Не бойся, - пренебрежительно бросил Максим Петрович. - В прошлой жизни, когда я императором был, - степенно начал он, нагнав на лицо суровое выражение, - такие огорчения от придворных министров и слуг были, что я их в кандалы заковывал и в Сибирь загонял.

- Тяжело было тебе. Понимаю. Сочувствую. – Макар Иванович выжал голосом жалость. - Дай мне слово, что не будешь сердиться на моё слово.

- Говори. Я разрешаю. – Он поворачивается к жене. - Анна! Пулярды с трюфелями готовы?

- Жарю.

- Это хорошо. Жарь только получше. Потуши в духовке, чесночным соусом полей, поперчи горьким перцем, чтобы они острее, вкуснее и пышнее стали. Листовую закладку сделай.

- Это что ещё за закладка?

- Придумай. Пишу нужно сильно витаминить. А я пока с кумом побалакую. Так кем ты был?

- Султаном! – словами, как молнией полосонул Макар Иванович.

Максим Петрович хотел отбить султана, да тормознул. Прошлую жизнь на свет не вытянешь и не рассмотришь. Скажешь: брешешь, а тебе в ответ: а ты что? в прошлой жизни рядом со мной был?

- Император повыше, - снисходительно бросил Петрович. - И что у тебя имелось? Какие богатства, какие земли завоевывал. Всё расскажи. Я же тебе рассказывал. Сколько золота у меня копилось, какие страны под себя топтал. Отдалённый Север, арктическую Африку…

- Да таких стран на карте нет, с радостью ринулся Иванович

- Сейчас нет, а в прошлой жизни были, - отсёк Максим Петрович. Выкручивается, Иванович никак пока не может его поддеть. - Я же везде, где можно было шагнуть, шагнул. А какие похороны мне справили. Ни у кого таких не было. Собственными глазами видел.

- Так ты ж это с закрытыми глазами лежал, как мог видеть? – ещё одна попытка Ивановича. Он подумал, что, наконец, подрезал кума, ухватил за уши, да опять промахнулся.

- Я же тогда уже в другой жизни был. И с неё смотрел.

- Да сколько же у тебя жизней было? – на пределе Иванович.

- Много. Уже и не упомню.

- И кем ты в той жизни был, когда собственные похороны видел - взвился Макар Иванович. – Сторожем на кладбище и смотрел через пространство на свои похороны? Или тайным инопланетянином?

- Это засекреченная информация, Иванович, - мягко упрекнул Петрович, но так как мягкость не сбила налёт Макара Ивановича, Максим Петрович пошёл на таран. – Ты с такими расспросами осторожней, внимательней, кум. За проникновения в тайные секреты тебя могут и прибрать, куда следует. Понял. Ты лучше послушай, сколько богатства мне на похороны принесли.

-Хрен с тобой, - выдохся Иванович, не пробил, решил отдохнуть, главный удар, который должен был полностью распотрошить кума, был ещё впереди. - Богатство это мелочь. Главное другое, - Макар Иванович замолчал.

- Что главное? Что ты молчишь? Говори.

Отмашка и Иванович заговорил.

- Сераль.

- Не понял.

- Говорю: сераль. Что тут непонятного. Сераль у меня был.

- Что, что? – Максим Петрович правой рукой оттопыривает левое ухо, чтобы лучше слышать.

- Сераль у него был, - вмещалась Анна Кирилловна. – А ещё в императорах ходил, - поддала она. - Не знает, что это.

- Это типа дворовой кабинки во дворе?

На созвучие сработал Максим Петрович. Что поделаешь. Из прошлой жизни вывалился прямиком в земную.

- Да нет. Не кабинка. Сераль на султанском языке: гарем, - охотно пояснил Макар Иванович, - а на итальянском гарем называется сераль.

-Ты смотри, какие изменения в языке произошли. Так говоришь: сераль. Звучное название. - Петрович не хочет уступать Ивановичу и старается взять выше. - У меня его не было, но имелись фаворитки. Красивые были из царских, графских, княжеских семей – медленно протянул он. - И большой гарем имел?

- Точно не помню, но где-то за тысячу. Любимая жена была. Красавица. Вся в шелку. Перед сном всегда танцевала передо мной, такое выписывала руками и ногами, что шёлк слетал, а когда шелк слетает – понимаешь! – Иванович делает паузу.

- Что замолчал? Говори, говори.

- Ну, сам напросился. Не обижайся кум. Я знаю, что ты справедлив и правду любишь, какая бы она не была горькой, - подъехал Макар Иванович. - Твоя жена в прошлой жизни была большим человеком.

- Знаю. Мне, как императору докладывали.

- А кроме этого что – то ещё докладывали?

- Так. Разное. На кого войной идти, с кем дружбу водить. Остальное не помню.

- Ну, если не помнишь, то я напомню. Твоя жена была моей самой, что ни на есть любимой женой в серале, ну, в гареме, - нанёс удар Макар Иванович, спикировал, как падающий бомбардировщик. - Мы так с ней развлекались. Время, времечко, какое было. Иногда до самого утра. И выше утра забирались. Пятнадцать сыновей и дочку родила она мне. А как она танцевала перед сном. Буйный ветер! Ну, а дальше сам в толк бери. Дело семейное.

Максим Петрович такого поворота не ожидал, а поэтому и почувствовал, как сердце закатилось в пятки, горло зажало, в голове муть заплелась.

- Ты это, - заикаясь, заговорил он. - Не бреши. Моя жена у тебя в гареме была?

- Не веришь мне. Спроси её.

- Да что спрашивать, - тяжело вздохнула Анна Кирилловна. - Что была, то была. Признаюсь. Прошлую жизнь не выкинешь! Сам виноват, - насела она на мужа. - Если бы ты в императорах не шлялся, я бы в гарем не попала. И в шелку не танцевала. А если бы ты был ещё настоящий императором, то завоевал бы султана и освободил меня.

- Так ты, это, - не выдержал, сорвался Максим Петрович, - мне изменяла. До сих пор гаремные привычки сохраняешь, - понёс он. – Не могла ты быть в этом, как его се, се, - запутался Петрович в слове, размашисто охлобучил его кум. – А свидетели имеются? Приведи. Нету их. Не верю!

- Свидетели имеются, - отпарировал Иванович. – Дочка.

- Какая дочка?

- Айгуль! – крикнул Макар Иванович.

- Слушаю, мой господин, - голос из-за забора.

- Подойди сюда.

- А зачем, мой господин?

- Да вот Петрович не верит, что ты дочкой нынешней Кирилловны в прошлой жизни была.

- Как так не верит, - громыхнуло, в ушах Петровича лязгнуло.

- Так это же голос Фёдоровны, - вскинулся он.

- Перевоплотилась. Что ж тут такого. Так кого звать? Айгуль или Фёдоровну? – вцепился Иванович, не оторвёшь.

Максим Петрович Айгуль не знает. Побаивается, потому что она вдруг что-то неприятное султанское выкинет, а отец поддержит, он смотрит на кума, а Фёдоровну знает. Она может так раскрутить, что со двора убежишь

- Так кого же звать, Петрович?

Молчит кум. Закупорил его Иванович. Да ещё Фёдоровна раздвоилась на Айгуль и Фёдоровну. Сбился с курса.

- Я тебе трошки поясню, - говорит Макар Иванович, - а то вижу, что запутался ты. В прошлой жизни Фёдоровну звали Айгуль, а потом Айгуль переименовалась в Фёдоровну, а Фёдоровна до новой жизни была дочкой Гюнай, а Гюнай была моей любимой женой в прошлой жизни, а когда перешла в новую стала Кирилловной. Твоей женой. Понял?

Круто заплёл Иванович.

-У меня что-то перед глазами колеблется. – Максим Петрович щупает голову, поднимает глаза к верху, что-то шепчет, Иванович полностью не вылавливает шёпот, только отрывки, но даже из отрывков он понимает, что кум потерял опору на земле и ищет её на небе.

- Да ты не волнуйся, Петрович, - успокаивающе говорит Макар Иванович. - Это же в прошлой жизни было, твоя жена моей любимой была, - Иванович не любит половинчатые удары, если бить – то до конца, - в гареме руководила, когда ты империей рулил, в императорах ходил. За что её ругать? Она тебе о твоих фаворитках не напоминает.

- Так то, это, как его, когда, почему, - перескакивая со слова на слово, застрочил Петрович. – Императору фаворитки по закону положены.

- И она по закону. Соблюдала и исполняла свой долг, а я свой. Ну, хрен с ней. С прошлой жизнью. Я знаешь, чего боюсь. За тебя переживаю.

Не переживает Иванович за кума. Он готовит новый удар.

- Вчера по телевизору обсуждали эту проблему, - говорит Макар Иванович. -И один очень умный учёный так сказал: кто в прошлой жизни императором был, тот в настоящей жизни разнорабочим станет. Видишь, подтвердилось это на тебе, а в будущей жизни, ну, там разные варианты. Один хуже другого. Можешь из мужика в женское тело превратиться. Переквалифицируешься всеми органами. – Это уже не удар. Издевательство, которое обрушивается на Максима Петровича. - Я и вспомнил о тебе. Подумал, а в какой вариант ты закатишься?

Спал с лица Максим Петрович. Крепко спал. Сник. Обмяк. Мало того, что его жена в прошлой жизни подкосила, тут ещё и тёмное будущее. А если Макар Иванович прав? Судьбу не угадаешь. Из императора перескочил в деповского разнорабочего, а из разнорабочего в какой вариант?

- Это что же выходит, - оклемавшись, зашептал Максим Петрович. – Кем же я буду в будущей жизни?

- Да что ты о будущей жизни загорюнился. Какая будет, такая и будет, - весело ответил Иванович. – Главное то, что в настоящей жизни мы с тобой, кум, оказывается самая, что ни на есть, близкая родня. Бросай к чёртовой матери императорские замашки. Думаю, что не помешало бы нам за это выпить по чарочке. Кирилловна! Зови Айгуль. Будем закусывать этими, как их, - он смотрит на Кирилловну

- Пулярдами с трюфелями, - подсказывает Анна Кирилловна.

- Во, во, - говорит Макар Иванович. – Пулярдами, да ещё с трюфелями.