ВЕТЕР и  КУКЛЫ

     Комната в тринадцать квадратных метров с большим, не зашторенным окном, через которое просматривается редкий, смешанный  берёзово-ёлочный  подлесок. Запоминающейся в ней при осмотре была  огромная белая отполированная до зеркального блеска стенка, одной стороной упирающаяся в угол с иконой Святой Богородицы в обрамлении цветов из фольги.

      На полках стенки  теснились, прижимаясь друг к другу, пластмассовые, разного калибра  куклы с гладко причёсанным волосом, спутанным, но ни одной лысой. Все с чистыми лицами, аккуратно одетые. Они были пустотелыми и отзывались гулким звуком,  когда по ним стучали. Свободные стены комнаты  сплошь засеяли карандашные рисунки с мужскими, женскими и детскими фигурами.

      За окном гулял снежный ветер, набрасывая на окно мелкие снежинки, которые после соприкосновения со стеклом таяли, превращаясь в едва заметные  ручейки, стекавшие на внешний подоконник, откуда, срываясь, они дробились на капли.

      Две девочки, двоюродные сёстры, сидя на   жёлтом, пушистом с затейливыми рисунками ковре, играли в дочки-матери. Одна  постарше с мягкими, добродушными чертами лица, второклассница: другая – помладше с юрким, острым взглядом, детсадовская из старшей группы

     Иногда они, переставая играть, прислушивались и вскакивали при малейшем шорохе. Со стороны казалось, что девочки кого-то  опасались, а может это была  привычка чутко прислушиваться к окружающему.       Они  успокаивались, когда понимали, что шорохом был шум ветра.

- Не хочу играть, - сказала младшая и тяжело вздохнула, - жизнь у моих родителей не заладилась и у меня тоже.

- Как это не заладилась? – спросила старшая. – Игрушек мало покупают?

- Это называется у взрослых развод,  – степенно пояснила младшая. -  Так мама говорит. Папа теперь живёт с вами. У вас много комнат, весело и вас много. Дедушка, бабушка, ты и мой папа, - бойко строчила она, отбивая слова. -  Тебе хорошо. Своя комната, полно игрушек. А у меня совсем плохо. – Она с завистью пробежала взглядом по комнате, дёрнулась лицом, но не заплакала, а снова по-старчески вздохнула. - Одна комната, в которой мы живём с мамой. Дядя Антон в другой комнате. Пьёт и матерится. Мама тоже часто приходит пьяная. Папа её за это, когда он жил с нами,  сильно  ругал.

- Дрались? -  Старшая сурово стянула густые брови, под которыми прятались серые глаза и длиннющие чёрные ресницы.

- Да, нет, - она помолчала. – А у тебя родители дерутся?

- Не знаю. Я у них почти не бываю.

- А деда с бабушкой дерутся, ругаются?

- Нет. У нас почти всегда тихо.  Правда, я часто шумлю, когда играюсь, но они меня не ругают. Иногда дед с бабой спорят.

- Первым наезжает, конечно, старый, - вклинилась младшая, вбрасывая в свой взгляд суровое выражение.. – А за что?

- Спорят об Украине. Там же дед родился. А она мне нужна Украина? – Она шумно вздохнула и захлопала ресницами. - Я там ни разу и не была.

   Заскочивший в подлесок ветер, хлестнув по заснеженным берёзам и елям, пробил застоявшийся между ними воздух и, уткнувшись в окно, застыл, словно у него появилось желание послушать девочек.

- Ты меня любишь, Анечка? – спросила младшая, выворачивая вверх голову и заглядывая в её глаза.

- Да. Ты  моя сестра. Только не называй меня Анечкой, - вспыхнув, бросила  она -  Анна. Я уже взрослая.

- Ладно, - проворчала младшая, небрежно махнув рукой.  - Меня в садике бомбят Машка-оторва, а я не обижаюсь. Боится меня малышня. А дядя Антон не боится. Ух, - она крепко сжала пальцы в кулачки, -  я бы его побила, да до морды не достаю. Высокий. А папа как-то раз его так долбанул, что он чуть не улетел за тридевять земель в тридевятое царство. - Она  оглянулась по сторонам и, захватив ладошками голову старшей, прижалась губами к её уху.- Слушай. Давай сегодня  попросим бабушку Валю, чтобы она забрала меня к вам. И я буду жить с вами и папой. Я же могу, как и ты, печь блины и делать котлеты.

- А мама тебя отпустит?

- Она пьяная кричала папе: забирай дочку и мотай от меня. Папа говорил ей; давай переедим с этого, как его, - младшая задумалась, потом радостно вскинулась, - с вавилонского столпотворения к бабушке Вале, она не хочет. А бабушке Марии всё равно. Она только дядю Антона любит. У неё своя комната. Она целыми днями сидит за компьютером и играет. Я ей по фигу.

      От  порыва ветра, шарахнувшись, открылась оконная форточка, сквозь которую в комнату ворвалась застуженная ветряная струя и, закружившись, набросилась на куклы, обдав их уличным запахом. Девочки заспорили, кому закрывать форточку, но спор вскоре прекратился, так как сильный боковой  рывок ветра подсёк  форточку и затолкал её на прежнее место.

- Мне сегодня два сна приснилось, - начала младшая. – Один хороший, а другой плохой. С какого начинать? Давай с хорошего. Папа и мама помирились.- Она загнула мизинец. -  Это хороший сон?

- Да. А плохой?

- Дядя Антон напился,- в этот раз обошлось без загиба, - забрал все мои игрушки и продал их, чтобы водку купить. Он же нигде не работает. Козлиная харя. – Поболтав языком, она набрала слюны, готовая  запустить плевок, и дело за плевком не стало бы, если бы это происходило на улице, но намерение пришлось отложить.

- Слова у тебя, какие, - поморщившись, бросила старшая.- Бабушка Валя заругает.

- Не мои, - отбрила младшая. – Мамины. Бабушка Валя говорит, что она хорошая и одумается, и папа надеется, он каждый день забирает меня из садика и привозит к вам, а что тут хорошего, мотаюсь туда – сюда, как в проруби, - она тормознула, уловив сердитый взгляд сестры, - ну, как это. А козлиная харя правильно, и мама плохая. – Она рубанула по воздуху рукой, словно хотела высечь из него искру. - Антон нам житья не даёт пьяным, и маму приучил.

- Мамы не бывают плохими, - заметила старшая. – Мамы бывают несчастливыми.

      За окном, не переставая метался ветер и, набирая скорость, влетал в подлесок, забивая его холодом и снегом, раскачивая и нагибая деревья до облома веток и треска.

- А почему ты всё время живёшь с бабушкой Валей и дедушкой Андреем? – спросила младшая.

- Дедушка говорит, что мои папа и мама часто болеют, много работают, и у них нет времени  смотреть за мной.

- Ты скучаешь по ним?

- Я уже привыкла, - грустно ответила она. - И ты привыкнешь, если твои мама и папа не помирятся.

- А кто такие наркоманы? – спросила младшая.

- Не знаю. Я же только второклассница. У нас уроков по наркоманам ещё не было. Может, в третьем классе. А почему ты спросила?

- Мама, когда  злилась на папу, кричала, что твой папа и мама наркоманы. Наркоманы те, кто просят сигареты, - бросила она, словно гвоздь загнала по самую шляпку.

- Почему ты так решила?

- Я когда приезжаю к вам, то всегда вижу, как твои родители приходят к дедушке Андрею и просят сигареты под балконом. Дедушка не жадничает, даёт им и говорит, когда они уходят: эх законченные наркоманы. – Она встала с ковра, подошла к стенке и начала выбирать куклы, называя каждую по имени. Не оборачиваясь, метнула  через плечо.  - Ты не забудь. Вечером, когда бабушка вернётся с работы, мы пойдём к ней и попросим, чтобы она взяла меня. Только ты побольше ей жалуйся, что тебе скучно одной без меня.

- Она и без жалоб тебя возьмёт. Лишь бы мама отпустила.

   За окном рвал ветер, то наворачивая глыбистые сугробы, то выбивая мелкую порошу. Солнце тускнело, словно отживало, вяло выбрасывало  холодные лучи света, которые, пробившись сквозь замёрзшее стекло, падали на  девочек, нагоняя на их лица желтизну, отчего они становились похожими на пластмассовых  кукол. Окружающее постепенно погружалось в темень, которая, словно откусывала от видимого кусок за куском  и проглатывала их. От сильного удара ветра стекло задребезжало. Девочки испуганно прижались друг к другу.

- Смотри, - торопливо зашептала младшая, тыкая пальцем в угол. - Тётка  засветилась. – Она ошиблась, это был свет вспыхнувшего уличного фонаря, который заскочив в комнату, полоснул по иконе.

- Сколько раз тебя учить, - набирая строгости в голосе, сердито ответила старшая. – Это не тётка, а Святая Богородица. Она всё может сделать и твоих маму и папу помирить. Только её нужно с душой просить, а не руками по лбу и груди махать.

- А ты что-нибудь просила у неё?

- Просила. Не даёт. Наверное, потому, что у меня души ещё нет. Отстань

- А в каком классе душа появляется?

     Младшая будто приварилась к словам, но старшая не стала её отдирать. Она передёрнула плечами, выбрала самую большую куклу, расчесала ей волосы, завернула в небольшое шерстяное одеяльце и стала раскачивать, тихонько напевая «бай, бай», а потом,  положив  её в прогулочную коляску, согнула правую руку в локте и подпёрла кулачком подбородок.

- Если у тебя нет души, - вздохнула младшая, - то у меня и подавно. Я же в детский сад только хожу. Рано просить, а ждать не хочется, когда жизнь не ладится, -  закончила она и прижалась к старшей. – Скорее бы вырасти.

   Сёстры молчали, глядя  через окно на улицу. Нарастал буран, забрасывая снегом   недалеко пробегвшую дорогу, по которой  потянулась цепочка светящихся пятен от автомобильных фар. Девочки долго и без слов сидели, обнявшись, но мигом вскочили и, толкая друг друга, перепрыгивая через куклы, понеслись в прихожую, когда услышали шум открывающейся входной двери.  Они не знали, кто зашёл, но если дверь открылась, кто-то ведь пришёл...